Из общественной и литературной жизни Запада
Шрифт:
Англию занимают теперь преимущественно две заботы – Гладстоновский билль о самоуправлении Ирландии, известный под именем «Home-Rule», сулящий ирландцам свой отдельный парламент, и вопрос об искоренении пьянства. «Home-Rule» имеет множество противников, но самыми ярыми из них оказываются фанатические оранжисты шотландского происхождения в Бельфасте, ведущие свой род от времен Вильгельма III Оранского. В случае полного торжества билля они угрожают превратить «Home-Rule» в «Home-Ruin», т. е. не прочь прибегнуть к междоусобице. Пока еще далеко до практического осуществления «Home-Rule», и тем не менее оранжисты бушуют неистово.
О шотландце вообще говорят в Англии, что он
Опрятный дом в Ульстере. Семья собралась в саду позади дома.
Муж (обращаясь к жене). Ну, сокровище мое, хорошо-ли ты сегодня себя чувствуешь? Голова не болит. Нервы в порядке?
Жена. Нет, сегодня лучше, чем вчера.
Муж. В таком случае, возьми свое ружье и попробуй, не метче ли ты будешь целиться сегодня, чем вчера. (Он кладет яблоко себе на темя).
Жена (прицеливаясь). Не шевелись, Джон! Иначе я попаду в тебя.
Муж. Да ведь для тебя же лучше, если я шевелюсь. Неужто ты воображаешь, что, если в мое отсутствие к нам в лавку войдет враг, то он будет спокойно стоять, в ожидании твоей пули. Ну-же, молодцом! Бум! Стреляй.
Жена. Яблоко ужасно мало. (Стреляет и попадает мужу прямо в глаз).
Муж. Ах, милая, ты слишком низко метила. Попробуй еще раз. Ведь у меня имеется еще один глаз, готовый к услугам моего отечества.
Жена. Не моргай, это только мешает стрелять.
Муж. Я должен моргать. Ну, скорей и смелей. Ты забываешь, что одна пулька сидит уже у меня в глазу!
Жена (целясь снова). Не гримасничай, по крайней мере, так ужасно. Ведь это меня смешит, и тогда дрожит ружье.
(Она стреляет, причем пуля пролетает через яблоко и попадает прямо в пирожника, который как раз входит в этот момент).
Пирожник. О, Господи! Где же верхний край моего уха? (Оглядывается кругом).
Жена. Мне очень жаль, но я вас не заметила.
Пирожник. Ничего не значит, сударыня. Как в истом ульстерце, патриотическое чувство ликует во мне, при виде, как дамы стремятся защитить родину от тиранов. Я уж где-нибудь разыщу свое ухо. Если оно попадется вам, сберегите его, пожалуйста от кошачьих зубов. Вечером я наведаюсь о нем. (Быстро убегает).
Муж. Ну, теперь перейдем к строевому обучению малолетних. (Трижды трубит в детскую трубу. Являются три маленькие девочки я трое маленьких мальчиков, все вооруженные небольшими ружьями, а также кухарка с длинным кухонным ножом и служанка с ножницами).
Жена. Я становлюсь
(Семейство марширует трижды вокруг садика, распевая новейшую военную ульстерскую песню).
Муж. Превосходно. Теперь отправимся в верхний этаж и поупражняемся в защите гнезда наших предков!
Семья идет за ним и поднимается вверх три лестницы. Каждый член семьи кладет ружье на подоконник открытого окна и дает один выстрел за другим до тех пор, пока раздается сигнал главы семейства о превращении пальбы.
Является полицейский, который объявляет: Так нельзя, слышите-ли вы? Ведь ваши пули разлетаются во все стороны на половину церковного прихода. Приходили уже жаловаться в полицию.
Муж. Ну, ну, ладно, почтеннейший! Ведь мы готовимся для борьбы с биллем «Home-rule».
Полицейский. Ах, вот в чем дело? Правда? Ну, в таком случае, продолжайте свою стрельбу, желаю успеха! Право, я сам ульстерец. (Он убегает, а семья снова начинает заряжать)
«И это не фарс, – пишет один местный корреспондент, – тут только краски положены несколько гуще». Даже в пансионах юные девицы упражняются теперь в свободные часы, стреляя хлопушками и из маленьких револьверов в зажженные свечи. Некоторые граждане Бельфаста устраивают у себя в домах запоры, заказывают железные решетки на все окна и кишки для обливания «врага» водой из цистерны.
Что касается искоренения пьянства, то на очереди в английской палате общин имеется не менее десяти законопроектов об урегулировании торговли напитками, т. е. об уменьшении потребления алкоголя. В Англии, как известно пьянство развито в значительной степени. Англосаксы стяжали себе в этом отношении добрую славу. Лет тридцать, сорок тому назад домашнее пьянство, при закрытых дверях, было очень распространено и даже терпимо. А публичное пьянство в больших городах было так обычно, что по вечерам полицейские ограничивались уборкой пьяных мужчин и женщин (почти не уступавших в количестве своем мужчинам) в сторонке вдоль стен, чтобы они не мешали движению по улицам. В некоторых шотландских городах, как например в Гриноче, существовала муниципальная тачка (drunkard barrow) для развозки по городу этих отвратительных тюков. Даже средний класс и сама аристократия были заражены этим поровом. Один знаменитый роман «Life for a life», приписываемый г-же Грег, действие которого происходит в более высоком кругу, почти весь построен на ужасных последствиях пьянства.
В настоящее время пьянствуют меньше. А все же нельзя сказать, что пьянство исчезло. Знаменитые и недавние процессы свидетельствуют о том, что даже благородные лорды имеют обыкновение напиваться до бесчувствия.
Многочисленные и разнокалиберные общества трезвости с первыми сановниками государства и в особенности с аристократками во главе, подтверждают существование, и немного не достает, чтобы сказать – распространение этого зла. Наконец, столь часто по этому поводу присматривавшееся законодательство также доказывает, что общественные власти сознают необходимость постоянно заботиться о пьянстве.
Для предотвращения пьянства пробовали многое. Америка, которая также не изъята от такого порока, применила два средства. Одно заключается в безусловном воспрещении торговли, а другое – в возвышении пошлин на торговые патенты.
Воспрещением ничего не добились. Да оно и требовало чересчур многого. Кто пил, тот не перестает пить. Когда воспрещается открытая торговля, является тайный сбыт, который действительно так распространился, что полиция оказалась беспомощной и довольствовалась наложением штрафов. Доход с последних сделался регулярным и заранее дисконтировался в государственном бюджете.