Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
— Мне нужно полчаса, — выходя из дилижанса, обратился Жюльен к снова задремавшему Жаку. — Поднимешься со мной?
— Нет, мне и здесь хорошо.
— Ладно.
Жюльен де Клене, которому — не раз доводилось отправляться внезапно в дальнюю дорогу, всегда держал дома и золотые монеты, и бумажные купюры. Деньги и банковские чеки он вложил в папку. Потом извлек из секретера членский билет Географического общества и несколько писем от известных ученых — на всякий случай, как свидетельство того высокого положения, которое занимал он в научном мире. Взял также несколько официальных уведомлений, представлявших его как исследователя, выполняющего во Франции и за ее пределами важное задание,
— «Министрам, консулам и военачальникам ее величества королевы Великобритании — в Европе, Азии, Африке и обеих Америках
Господа!
Граф Жюльен де Клене, гражданин Франции, которому я вручаю это письмо, — ученый, посещающий с научными целями самые разные точки земного шара.
Прошу оказывать ему всяческое содействие, как если бы он был подданным ее величества королевы Англии. Буду благодарен вам за все, что вы сделаете длянего».
Под обращением следовала подпись: «Лорд Б., государственный секретарь» [47] .
— Для нас эта бумага важнее всех прочих рекомендаций: представители британской власти весьма внимательно относятся к просьбам своего правительства! — удовлетворенно произнес Жюльен по прочтении послания.
Вызвав своего единственного слугу, он вручил ему годовое жалованье и попросил отнести в дилижанс две длиннополые меховые шубы и пару одеял. Затем, закинув на плечо ремень своей сумки, быстро оглядел уютную экзотическую квартиру путешественника-космополита [48] , спустился к консьержу [49] и уплатил ему также за год вперед.
47
Государственный секретарь в Англии — министр, член правительства.
48
Космополит — здесь: человек, свободный от националистических предрассудков и считающий своим домом весь шар земной.
49
Консьерж — привратник, швейцар.
— Господин опять уезжает? А как же быть с почтой?
— Не беспокойтесь: ее будут пересылать по указанному мною адресу, — ответил привратнику Жюльен и обратился к Жаку, машинально гладившему пышный мех на одной из шуб. — Теперь я в твоем распоряжении. Вот только повидаю банкира. Это в двух шагах отсюда, на Шоссе д'Антен.
— А что ты собираешься делать с этими балахонами и одеялами? Середина сентября, пока что тепло.
— Однако ночи прохладные.
— Но ночью мы в постели.
— А если не будет постели?
— Ты шутишь?
— Я серьезен, как факир [50] . Путешествуя, никогда не знаешь, где будешь ночевать и будешь ли вообще ночевать…
— Это мы отправляемся в путешествие?
— А ты что думал?
— Не может быть! — Жак был вне себя от радости: местоимение «мы» означало, что друг решил сопровождать
— Я буду показывать тебе дорогу, которая в зависимости от того, как ты пожелаешь, может быть короче или длиннее.
— Жюльен, ты настоящий друг! — растрогался Жак.
50
факир — здесь: фокусник, демонстрирующий чудеса.
— А ты не знал? Ну, хватит комплиментов! Обговорю все с банкиром и сразу же пошлю за каретой. Прокатимся по лесу, отужинаем в «Английском кафе» и завершим последние приготовления в дорогу.
— Не завершим, а начнем, хочешь ты сказать. Для такого путешествия потребуется масса вещей.
— Возможно, — загадочно произнес Жюльен. Вторая половина дня прошла, как и было намечено.
Друзья славно закусили. Жак, подчиняясь воле своего радушного хозяина, пил те же вина, что и в прошлый раз, и не заметил, как Жюльен предательски накапал в последний фужер какой-то темной жидкости из маленького флакончика.
В полвосьмого друзья покинули ресторан. Экипаж быстро домчал от «Английского кафе» до Северного вокзала. Оглушенный чередой событий, обильными возлияниями, Жак, держа машинально друга за рукав, пересек зал ожидания и, тяжело опустившись на мягкий диван спального вагона, сразу же отключился.
Когда же проснулся, то услышал разговор на незнакомом, гортанном языке. Открыв глаза, потянулся лениво и тут же, взглянув на хитро улыбающегося Жюльена, резко вскочил:
— Где мы, черт возьми?
— В вагоне.
— А который час?
— Без двадцати девять.
— Но мы же выехали в восемь. Что, я спал всего лишь сорокминут?
— Прибавь еще сутки!
— Как?
— Ты дрых беспробудно около двадцати пяти часов.
— С ума ты, что ли, сошел?
— Да нет, скорее, это ты еще не пришел в себя.
— Значит, мы уже далеко от Парижа?
— Не далее тысячи километров. Слышишь, как хлопают двери и проводники кричат по-немецки, что пора выходить?
— Значит, мы в Германии?
— Да, в Берлине.
— В Берлине?!
— Да-да! Первый отрезок нашего пути в Бразилию — позади. И пока второй, намного длиннее первого, еще не начался, пройдем в ресторан. Наверное, желудок у тебя от голода присох к спине.
Жак, с затуманенной головой, растерянным взглядом, помятым лицом, не нашел даже, что ответить, и послушно поплелся за Жюльеном, чувствовавшим себя как дома, — во многом благодаря тому, что понимал тот варварский язык, на котором здесь говорили.
— Нет, я, наверное, сплю, — промолвил Жак, ущипнув себя. — Это из-за письма погрузился я в какой-то кошмар. С минуты на минуту сон пройдет, я снова окажусь на улице Дюрантен, и служанка принесет мне чашку какао или кофе.
Увы, вместо служанки появился огромный тевтонец [51] — с рыжими бакенбардами, в короткой куртке и широком белом переднике. Ловко расставляя посуду с богатой закуской и огромные кружки с пенившимся мюнхенским пивом, он бросил Жюльену, что на Петербург отправление через час с четвертью.
Расслышав среди немецких слов название русской столицы, Жак сказал сам себе: «Итак, кошмарный сон продолжается». И, чтобы проверить свою догадку, произнес непринужденно и твердым голосом, как человек, окончательно проснувшийся:
51
Тевтонец — здесь: немец (ироническое словообразование от названия древнегерманского племени тевтонов).