Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
Подобные суда иногда превосходят по скорости даже трехмачтовые, однако управление ими требует не только ловкости, но и везения. Капитан Боб оказался и ловким и везучим: шхуна, чьему скоростному бегу не помешала даже густая темень, из-за которой легко можно было врезаться в берег, неслась по заданному курсу всю ночь, сохраняя неизменной внушительную скорость в девять с половиной узлов, или восемнадцать километров в час, а когда занялся день, она уже входила в спокойную пустынную бухту Кокалита, расположенную на колумбийском берегу на 7°20' северной широты, где и бросила якорь.
Капитан решил пробыть там весь день
Шхуна вышла из бухты глубокой ночью и, так же весело покачиваясь на волнах, как и при выходе из Панамской гавани, понеслась на всех парусах во тьму.
Американец, вместо того чтобы соблюсти осторожность, как сделал он накануне, решил воспользоваться благоприятным ветром, и в тот миг, когда по прошествии дневного времени суток солнце исчезло за горизонтом, старый Боб узнал по далеко уходящему в море мысу остров Горгон [466] .
466
В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар сообщает, что этот остров «лежит на третьей параллели, примерно в двенадцати милях от колумбийского берега».
Поскольку судно, покинув Панаму, прошло более шестисот километров, капитан Боб имел все основания полагать, что теперь он находится в безопасности. Да и зачем, черт возьми, военному кораблю охотиться в ночной мгле за какой-то ореховой скорлупкой?
Морской волк, этот достойнейший человек, был в великолепном расположении духа и, чтобы как-то выразить свою радость, решил угостить экипаж отменным грогом, что матросы приветствовали громким «ура».
Маленький праздник начался с песен и веселых криков и продолжался крещендо под громогласные вопли виртуозов вокала до девяти часов, ибо именно в это время из глотки капитана, переставшего на время ворчать и умиротворенно потиравшего руки в уверенности, что все прекрасно в этом лучшем из миров, внезапно вырвалось хриплое проклятие. Вдали, в открытом море, прошелся по высоким волнам нестерпимо яркий луч света, устремившийся далеко вперед, вплоть до шхуны.
— Чертов кашалот!
— Неужто крейсер? — спросил Сайрус, прилегший на кушетку.
— Да!.. И он видит нас как днем, чума на его голову!
— Вы так полагаете?
— Да, дьявол нас возьми! Мы попали в этот чертов электрический луч, как в хвост кометы!
— К счастью, корабль не сможет подойти к нам, не сев на мель.
— Но в голову его капитана может прийти фантазия потопить нас! Ведь судовые орудия заряжены не арбузами.
— Однако крейсер, по крайней мере, в четырех милях от нас.
— Ну и что? У него дьявольски сильная артиллерия.
— Откуда вам это известно?
— Этот корабль — не иначе как «Котран», один из наиболее грозных чилийских броненосцев… Гляньте-ка, он так уверен, что расправится с нами завтра днем, что спокойно тушит свои огни, подобно доброму буржуа, отправляющемуся почивать! Он даже не удостоил нас ни единым пушечным выстрелом.
— Ну и что же теперь с нами станет?
— Как что?.. Нас повесят, а судно с грузом конфискуют.
— Я бы предпочел поджечь два бочонка с виски в трюме, дать разгореться хорошему пожару
— Командир корабля — не дурак, он не даст нам подойти близко.
— В общем, рассчитывать на спасение нечего…
— Если только нас не выбросит волной на берег.
— А это крах…
— Нашего предприятия. Конечно, мы при этом понесем значительные материальные потери, но зато спасем свои шкуры.
— О, великолепно!
— Что такое?
— Возможно, нас не повесят и не разорят! Видите красноватый свет вон там, по левому борту, со стороны берега?
— Смутно: у меня в глазах все еще мельтешит после электрического света.
— Или я глубоко ошибаюсь, или это огонь у входа в бухту Бурро. Только едва ли он, вспыхивая на рейде лишь время от времени, сможет помочь нам войти в нее.
— Мы были бы там в безопасности: по такому мелководью крейсеру здесь не пройти. Немедленно беру курс на свет!
— А если крейсер обстреляет нас завтра днем?
— Бурро, расположенный в дельте реки Искуанда, напротив города того же названия, — колумбийская деревня. У Чили слишком много хлопот с Перу, чтобы еще создавать трудности в отношениях с Колумбией.
— Но с корабля могут спустить одну и даже несколько шлюпок, и нас арестуют.
— У меня на шхуне несколько мин и два скафандра, так что их шлюпки сразу же взлетят на воздух!
— У вас на все есть ответ! А потому поступайте, как сочтете нужным…
Капитан, взявшийся за штурвал с начала этого диалога, погрузился в молчание, которое и хранил примерно в течение получаса, сосредоточив внимание на управлении судном, направлявшимся прямо на берег.
Свет по мере приближения к нему шхуны становился все ярче. Капитан никак не мог взять в толк, куда подевался вход в бухту, и уже собирался было изменить курс, как вдруг на носу судна раздался треск. Корабль, подхваченный неслыханной силой порывом ветра, повернулся вокруг своей оси, несмотря на отчаянное сопротивление, оказанное этому маневру парусами и рулем, и врезался в скалу, слегка приподнятую над водой.
В ответ на вопли ужаса, вырвавшиеся из глоток членов экипажа, послышались крики с берега, оказавшегося всего лишь в нескольких десятках метров от судна.
Несколько человек, сидевших вокруг костра, разожженного на небольшом возвышении, находившемся от воды в каких-то двухстах метрах, устремились на помощь потерпевшим кораблекрушение, размахивая головешками, чтобы осветить себе путь.
Капитан Боб выл, рычал, рвал на себе волосы:
— Да обрушится кара небесная на головы этих несчастных, которые развели тут огонь! Ведь это из-за них я решил, что передо мной Бурро, и в результате разбил корабль!.. Я разорву их на куски!.. Ко мне, матросы!.. Ко мне!..
Незнакомцы, невольно ставшие причиной катастрофы, поспешили предложить свои услуги незадачливым мореплавателям, изумляясь, почему орут на них моряки, устремившиеся с пропоротой скалой шхуны на твердую землю, и отчего столь угрожающи их позы и жесты.
Свет от головешек, заменивших факелы, позволил, словно в дневное время суток, различить на лицах пришедших на помощь людей выражение сочувствия.
Внезапно партнер капитана издал громкий, заглушивший все остальные голоса крик:
— Гром и молния!.. Мои французы: и граф де Клене, и друг его Жак Арно!..