Из праха восставшие
Шрифт:
Вот такая была их семейная жизнь, тогда.
А теперь дядюшка Эйнар сидел под той же яблоней и дулся на весь свет не потому, что ему так хотелось, а потому, что прошло уже очень много времени, но его ночное зрение так и не вернулось. И не вернется, похоже, никогда. Он сидел там, весь поникший, как зеленый пляжный зонтик, забытый осенью уехавшими домой курортниками, которые вчера еще искали убежища в его щедрой тени. Ну и что же теперь? Неужели он обречен просидеть здесь до конца дней своих и использовать крылья только для того, чтобы обмахивать детей да подсушивать
Прежде полет был его единственным занятием. Он летал по поручениям Семьи, относил записки быстрее ветра, передавал послания быстрее телеграфа, он носился над лесами и полями, как бумеранг, и опускался на землю, как пушинка.
А что осталось теперь? Обида и горечь. Его крылья затрепетали и снова обвисли.
– Папа, подуй на нас ветром, – прошептала его маленькая дочка.
Обступив Эйнара полукругом, дети заглядывали в его потемневшее лицо.
– Нет, – отрезал Эйнар.
– Пообмахивай нас, папа, – попросил его сын.
– Сейчас и так прохладно, скоро будет дождь, – сказал Эйнар.
– Так ветер же, папа, – рассудительно сказал другой, совсем маленький сын. – Ветер унесет облака, и дождя не будет.
– Папа, а ты пойдешь на нас посмотреть?
– Бегите играйте, – отмахнулся от них Эйнар. – Дайте папе спокойно подумать.
Он опять вспоминал прежнее небо, ночное небо, звездное и пасмурное, тихое и грозовое. Неужели теперь его судьба – скучно ползать над гладкими, как стол, пастбищами, чтобы, упаси бог, не поломать крыло о силосную башню, не напороться на плетень? Тьфу!
– Папа, – сказала девочка, – пойдем на нас смотреть.
– Мы идем на гору, – пояснил один из мальчиков. – Все ребята туда идут.
Дядюшка Эйнар задумчиво пожевал костяшки пальцев.
– На какую еще гору?
– На Змеевую, а то на какую! – возгласили дети.
Эйнар присмотрелся к ним получше.
Все трое прижимали к груди больших, старательно склеенных воздушных змеев, их лица светились восторженным предвкушением праздника, их пальцы с трудом удерживали большие клубки белой бечевки. Со змеев свисали длинные хвосты из синих, и красных, и зеленых бумажных и шелковых ленточек.
– Мы будем запускать воздушных змеев! Пошли смотреть!
– Нет, – покачал головой Эйнар. – Там меня самого увидят.
– А ты можешь спрятаться и смотреть из леса. Мы очень хотим, чтобы ты посмотрел.
– На воздушных змеев?
– Мы сами их придумали и сделали, мы знали, как их делать.
– И откуда ж вы это знали?
– Так ты же наш папа – вот откуда!
Эйнар снова обвел их глазами.
– Так это что, соревнование воздушных змеев?
– Да!
– И я победю, – пропищала девочка.
– Нет, я! – наперебой завопили мальчишки. – Я! Я!
– Боже! – Дядюшка Эйнар высоко подпрыгнул и забарабанил крыльями. – Дети, дети, ну как же я вас всех люблю!
– Что с тобой? – испуганно попятились дети.
– Ни-че-го, – пропел Эйнар, расправляя крылья во всю их необъятную ширину.
На глазах у потрясенной семьи он оторвал у одного из змеев многоцветный хвост и привязал его к своему поясу, схватил клубок бечевки, зажал ее конец зубами, вернул клубок детям и взмыл в небо.
По полям и лугам бежали сыны его и дочка, с визгом и хохотом спотыкаясь и передавая друг другу клубок и все дальше отпуская бечевку в ярко-голубую высь, а Брунилла стояла на крыльце и смеялась, и махала им рукой, понимая, что теперь вся ее семья будет бегать и летать свободно и счастливо.
А дети взбежали на Змеевую гору и гордо встали там с клубком в руках, дергая по очереди бечевку и водя ею из стороны в сторону, дергая и водя.
Тем временем на гору сбежались дети со всего поселка, чтобы запускать по ветру своих маленьких воздушных змеев, и вдруг увидели огромного зеленого змея, который то плавно парил, то взмывал к небу, то стремглав бросался вниз, и тогда они закричали:
– Ой, ой, какой змей! Ну! Вот мне бы такого! Какой громадный змей! Где вы его взяли?!
– Это наш папа сделал! – гордо ответили два прекрасных сына и прелестная дочка и дернули бечевку; легко повинуясь их детским рукам, глухо гудящий змей начертал на облаке исполинский восклицательный знак!
Глава 16
Шепоты шепчущихся
Потребности были многочисленны, их проявления – многообразны. Одни из них были из плоти и крови, в то время как другие едва ощущались, как некое настроение, разлитое в воздухе, одни чем-то напоминали облака, другие напоминали ветер, третьи – ночь, и все они нуждались в крове, под которым укрыться, в месте, где уместиться, для чего были пригодны и винные погреба, и чердаки, и каменные статуи на веранде Дома. А некоторые нужды проявлялись исключительно в виде шепота, и нужно было очень прислушаться, чтобы их услышать.
И вот что шептали шептуны:
– Затаись. Не шевелись. Молчи. Не поднимай головы. Не слушай крики пушек, потому что они кричат о гибели и смерти, смерти полной, окончательной, без появления духов и призраков. Они говорят нам, легионам воскресших, не «да», а «нет», жуткое «нет», от которого летучая мышь теряет на лету крылья и падает на землю жалкой кургузой тушкой, у волка подламываются лапы, а все гробы покрываются инеем Вечности, сквозь который не пробьется на волю ни одно Семейное дыхание… Затаитесь, о, затаитесь в огромном Доме; спите, проникая стуком своих сердец сквозь половицы. Затаитесь, о, затаитесь и храните молчание. Спрячьтесь. Ждите. Ждите.