Из рода Бурого Медведя. Том 2
Шрифт:
— Что сделал? — спросил я поглощая аппетитный шоколадную булочку с маком. — Ты о чём?
— Про волков и про меня, — нехотя сказала она.
— А что у тебя с ними? — спросил я, запивая булочку крепким чёрным чаем. Народу в столовой было может и немного, но всё же…
— Не придуривайся, — сказала она. — Зачем?
— Я никому ничего не говорил, о том что видел…
— Да ничего ты не видел, потому что не было! — вдруг взорвалась она, вскочив и чуть не опрокинув стол. — Ничего не было! Зачем ты это придумал!
— Во первых я говорил это своему родственнику,
Резкий шлепок!
Она ударила мне пощёчину, в тот момент когда я пытался пить чай. Я немного обжёгся, но сдержал себя что бы тут же не отправить её на тот свет. Пришлось встать и уйти.
Но так просто я от неё не отделался. У нас вместе выпал урок философии.
Преподаватель философии, довольно молодой парень и довольно посредственный стихийник и боец как я знал, работал в универе второй год. Звали его Глеб Скворцов.
— Запишите тему лекции: «Парадокс Лжеца» или парадокс Эпименида, — сказал преподаватель.
Я раскрыл тетрадь и записал.
— Несколько слов про самого философа. Жил он примерно в седьмом веке до нашей эре на острове Крит. Главное чем он известен это его утверждение что «все жители острова Крит — лжецы».
— Ага! — воспрял из задних парт Бакланов. — Но ведь и он сам с Крита, значит… тут что-то не так.
— Пять за внимательность, — сказал преподаватель. — Два за то что кричишь с места Бакланов. Но да, совершенно верно, его утверждение о том что все жители Крита — лжецы, противоречит само себе потому что и он сам житель Крита. И это рождает парадокс. Разумеется он так не считал а изрёк это лишь для того что показать парадокс. Это античная версия того что сегодня известно как «парадокс лжеца». Например…
— Можно я, можно я, — потянул руку Бакланов чуть не выпрыгнув из парты.
— Ну давай, — нехотя сказал преподаватель.
— Глеб Скворцов берёт взятки на экзаменах, но все Баклановы шутники.
— Скорее лжецы тогда, — скептически прищурившись сказал преподаватель. — Не совсем так, но что-то общее есть, несмотря на явную чушь. То есть Бакланов утверждает что я беру взятки, но сами они имеют статус лжецов, значит уже нельзя утверждать наверняка что я беру взятки, нельзя ставить между этим утверждением и словом «Правда» знак равенства. Однако в базовом варианте где житель Крита сообщает что критяне лжецы, логическое утверждение вообще решения не имеет, потому и парадокс… Давайте я вам объясню как это понимать. Разложу так сказать по полочкам…
— А можно вопрос? — спросила вдруг Лиза глядя почему-то на меня через зал, сидели мы друг от друга не так уж близко.
— Да Лиза…
— А если человек врёт… то как понять что он врёт? Или неужели человек может говорить всё что ему взбрело в голову, клеветать на кого угодно и ничто, никакой закон логики и философии, не сможет такого остановить, никак пресечь эту необоснованную ложь! — её голос чуть не сорвался, столько в нём было отчаянья и бессилия.
В аудитории все притихли силясь понять что происходит.
Преподаватель
— Лиза, ты вообще про что?
— Наверно речь про меня, — сказал я.
— Да, про тебя, — сказала Лиза. — Скажи всем что это неправда…
— Но Лиза, — сказал издевательски я. — Разве ты не слышала урок… а помнишь ты мне говорила раньше. Что ждёшь меня, что у тебя никого нет. Что все тебя домогаются, а ты такая святая ждёшь только меня, пока я до тебя снизойду…
Она молчала.
— Так помнишь или нет? — спросил я.
— Помню, — нехотя признала она. — Но при чём тут это.
— А при том что ты мне тогда солгала. У тебя были парни, но ты солгала, — это я узнал случайно и тогда не проявил никакого интереса, но запомнил. — Значит и сейчас твоё отрицание это ложь…
— А! — сказал вдруг Бакланов. — Это ты про Лизины шашни с волками, ну так…
Но договорить он не усел. Лиза выпустила по нему серию ледяных стрел, а затем и ледяную глыбу раскидавшую на своём пути четыре парты и учеников за ним сидевших. Стрелы Бакланов заблокировал щитом, глыбу же разбил молнией. Хотя это его и напрягло, он смог сохранить на лице улыбку… с трудом. Явно не ожидал он. Но на этом Лиза не закончила. В её руке оказался большой нож, чёрт знает где она его прятала. И она через все пары бросилась на Бакланова почему-то. Хотя вроде логичней на меня было бы…
— Уберите от меня ненормальную! — закричал Бакланов, срываясь места. — А не то я за себя не отвечаю!
Часть аудитории — те кто послабей бросились в стороны, те кто посильней кинулись разнимать дерущихся. Хотя Бакланов не дрался, лишь оборонялся. Вскоре Лизу скрутили и подавив её магическое сопротивление вывели из класса.
Мы продолжили урок, хотя получилось плохо. Через десять минут в аудиторию ворвался Питонов, оглядев зал, он увидел меня и сказал:
— Так Глеб, пусть Буров потом идёт ко мне после этого урока… на разговор. Слышишь Буров?
— Слышу Рудольф Иннокентьевич, — сказал я.
Хлопнула дверь.
В конце урока я отправился в кабинет Питонова. Он был возле аудитории по биологии. Кабинет оказался дольно большой, продолговатый, но с одним окном из-за чего там было довольно темно. Заставленный заспиртованными экспонатами в пробирках, высушенными коньками и прочими морскими жителями, он походил чем-то на музей.
— Заходи Буров! — сказал Питонов, когда я заглянул в кабинет и постучался.
Лиза сидела уже внутри. В слезах.
Я подошёл к его столу выложенному из двух, буквой «Т». И сел с другой стороны напротив Лизы.
— А теперь Буров объясни мне, зачем ты распускаешь скверные слухи про Елизавету Белолисину? Как мужик мужику объясни.
Я скрестил руки на груди и начал спокойно отвечать, глядя исключительно на Питонова.
— Рудольф Иннокентьевич, никакие слухи я не распускал. Всего лишь сказал своему родственнику что видел Лизу в неподобающей компании. А люди которые сидели рядом что-то не так услышали и всё пошло поехало. Лиза же мне ничего плохого не сделала, что бы я распускал про неё какие-то нехорошие вещи.