Из России с любовью
Шрифт:
– Заедем на «вертолетку»? – дошла до меня ее последняя фраза.
– На что?
– Придорожное кафе, популярное у наших бандюганов, там неплохо кормят. Отметим твое психическое здоровье. Ты как? Не боись, днем там никого не бывает.
– Давай отметим, я не против. Запишешь на мой счет. – Мне было безразлично. Я занимался самоедством.
Оказывается, от старой доброй интеллигентской рефлексии я избавился не до конца. Надо же… В Эгноре думал, что все мое нежное воспитание сдулось окончательно и бесповоротно, а смотри-ка!
Она весело рассмеялась:
– Вот и дождалась кавалера! Запишу.
В здание заходить не стали, пристроились в открытом летнике под тентом.
Стояла совсем не августовская жара. Кроме нашего, были заняты два столика из шести, по виду – дальнобойщиками. Зина заказала шашлыки, кафешка ими славилась, и разных салатиков с закусками. Себе взяла минералку, мне – безалкогольного пива: «Тебе еще в милицию за справкой. Без бумажки ты кто? Правильно. Вечером выпьем».
– Откуда ты так здорово в психологии разбираешься? – спросил я между делом, жуя действительно неплохой шашлык.
– Не льсти мне, ни бельмеса я в ней не смыслю.
– Откуда тогда «мышление», «эмоции» и чего еще там?
– Запомнила, что Вероника Игоревна говорила. У меня память на слова хорошая, а смысла я до сих пор не понимаю. И пародировать умею, заметил?
– Ага, здорово. А у меня память фотографическая: что увижу – с первого раза запоминаю, – похвастался я в ответ, практически не думая.
– Вот это да! Так мы два уникума! Давай за это выпьем! – Мы шутливо чокнулись высокими стеклянными стаканами.
Она искренне, я вымученно. Все с той же натянутой улыбкой, которая ко мне приклеилась.
Из здания кафе в летник вышли четверо крепких, коротко стриженных молодых людей, одетых, несмотря на жару, в расстегнутые короткие кожаные куртки. Они заняли соседний столик. На двоих были массивные золотые цепи «привет из девяностых».
– Верка, неси быстрее, щас с голоду помрем! – крикнул самый маленький из них и повернулся к остальным. – Ну че, пацаны, отметим это дело! – выпалил с жаром, в предвкушении потирая руки.
Зина с досадой поставила стакан на стол.
– Принесла нелегкая! Как чувствовала – не надо было сюда ехать! Собирайся, Егор, обед нам испорчен.
– Подожди, Зина, кто это? – Я сидел к ним спиной и видел квартет только во время их прохода к столику. – Объясни.
– Местная «бригадочка», считают себя крутыми, а на самом деле – шестерки, одни понты. Пойдем, обязательно привяжутся. Ну их, нервы дороже.
– Сидим, – твердо сказал я и накрыл ее руку своей. Гримаса Гуинплена сошла с моего лица. Появились конкретные враги, и вся интеллигентская муть, противно ковыряющая душу, мгновенно схлынула. Я стал самым счастливым человеком на свете. На секунду.
– Егор, не дури. Они все бывшие боксеры и в кожанках не зря. Там кастеты и ножи могут быть. Они беспредельщики,
– Шестерки-беспредельщики – и на свободе? – продемонстрировал я свою киношную осведомленность из жизни криминального мира. И попал!
– Ты точно уловил. – Зина посмотрела на меня подозрительно. Ненадолго задумалась, что-то взвешивая, и решилась: – Понимаешь, Егор, у одного из них папа – председатель районного совета депутатов.
– Должно быть, стыдно ему за сына.
– Слушай, давай потом я тебе весь расклад выдам, а сейчас поехали! Не до шуток, серьезно.
Но стало поздно.
– Толян, ты посмотри, кто за соседним столом! Баба Славика с каким-то педиком! Они че, сосутся, что ли? – раздался голос того, самого мелкого. Едко так сказал, задиристо. Видно, он был у них самим глазастым, горластым и несдержанным.
– Началось, – прошептала Зина и откинулась на спинку.
– Мужики, давайте пить и есть, Славик сам со своей бабой разберется, – прозвучал голос наиболее здравомыслящего. Жаль, не увидел, из чьих уст он прозвучал.
– При чем здесь Славик? Ты мне можешь сказать, Верес? – делано удивился третий голос. В ответ – молчание. – Мы сами должны постоять за честь наших женщин! Кто, если не мы?
Раздался дружный гогот.
– От нападок залетных гомиков! – сквозь смех простонал «мелкий». Хохот продолжился с новой силой.
За время их шутливой перепалки я успел успокаивающе подмигнуть Зине и прямо со стулом резко развернуться к ним. Смех стих.
– Кто-нибудь из вас разбирается в шмотках от Дольче – Габбана? – спросил я у всей четверки и, пока они ошарашенно молчали, вычленил лидера.
Это не сложно, если сам имеешь опыт командования. Им оказался тот самый, который готов был «за честь постоять». Показал на него пальцем и сказал:
– Ты, петушок, в них точно разбираешься. Пойдем, поможешь мне выбрать. – После этих слов я встал и быстро направился к уличным туалетам, постепенно переходя на бег. За сортирами, сбитыми из крашеных досок, виднелась небольшая полянка перед лесом.
Восприятие взвинтилось до предела. Если бы мне в спину полетел нож, я бы почувствовал и увернулся. Без помощи стихий, без всякой магии. Спасибо тебе, Рон, ты был хорошим учителем. Нож не полетел.
После секундной паузы они все, с нецензурными криками, общий смысл которых сводился к обиженно-удивленному выражению: «Ты совсем оборзел, педрило?!» – бросились за мной, совершенно не обращая внимания на окрики Зины:
– Козлы! Вас Славик за это уроет! Егор, беги! Шавки подзаборные, вам только под забором тявкать! Гомики!
Мой расчет был прост: оскорбишь главного – кинутся все, ни один не отвлечется на второстепенную цель – Зину, а мне не хотелось буянить в кафе. Столики рушить, посуду бить. Зачем?