Из сборника ''Маленький человек' и другие сатиры'
Шрифт:
И, перенеся всю тяжесть своего массивного тела на носки лакированных скрипящих ботинок, он на цыпочках двинулся к двери. Потом, ослепив меня брильянтовым кольцом, проговорил хриплым шепотом: "Пока! Все будет в порядке!" - и исчез. Вскоре я услышал шум мотора и, выглянув в окно, увидел, как мелькнула на узкой улочке его сверкавшая на солнце шляпа.
Я пробыл у больного еще некоторое время в надежде передать ему то, что сказал мистер Джексон. Это было какое-то таинственное жуткое
– которые, словно сфинксы, лежали или сидели вдоль стен и глазели на своего недвижного покровителя. Я не мог понять, чем же они были так зачарованы: то ли его неподвижностью и блестящими глазами, то ли сидевшей у него на подушке птичкой, которая, как им, наверно, казалось, скоро станет их добычей. Я обрадовался, когда хозяйка снова вошла в комнату и я мог передать ей слова мистера Джексона.
На следующий день, когда хозяйка, как обычно, открыла мне дверь, я сразу понял, что его уже нет. У нее был такой скорбный и многозначительный вид, по которому безошибочно угадываешь особое траурное волнение, царящее в доме, куда входит смерть.
– Да, - сказала она, - он скончался сегодня утром. Так и не пришел в себя после вашего ухода. Хотите взглянуть на него?
Мы поднялись наверх.
Он лежал, прикрытый простыней, в полутемной комнате. Хозяйка отдернула оконную занавеску, и комнату залил солнечный свет. Его лицо, теперь почти такое же белое, как и его седые волосы, излучало мягкое сияние, словно лицо спящего ангела. На разгладившихся, точно фарфоровых, щеках не было и следа волос, которые часто продолжают расти на лицах у покойников. А на груди сидел снегирь и смотрел ему прямо в лицо.
Хозяйка задернула занавеску, и мы вышли.
– Кошек я загнала сюда, - сказала она, указывая на комнату, где я разговаривал с мистером Джексоном.
– Этот джентльмен может прислать за ними в любое время. Не знаю только, что делать с этой птицей; никак не могу поймать ее. И вообще все это кажется мне таким странным.
Мне тоже все это казалось странным.
– После него не осталось денег даже на похороны. Он никогда не думал о себе. Как это ужасно! И все же я рада, что держала его у себя.
Тут она неожиданно расплакалась, и это не удивило меня.
Я послал мистеру Джексону телеграмму, а в день похорон отправился в "Ultima Thule", Уимблдон, чтобы узнать, сдержал ли он свое обещание.
Он сдержал обещание. В саду, за теплицей, где выращивали виноград, стоял небольшой сарайчик. Его привели в порядок - вымыли, вычистили, разложили вдоль стен подушки, а на пол поставили корытце с молоком. Более удобное и роскошное помещение для
– Ну как?
– спросил меня мистер Джексон.
– Кажется, все сделано основательно.
И все же я заметил, что настроен он довольно мрачно.
– Вот только сами кошки...
– снова заговорил мистер Джексон.
– В первый день они чувствовали себя как будто хорошо. Но на второй день их осталось только три. А сегодня садовник сказал мне, что они все исчезли. Дело тут не в еде. У них было сколько угодно требухи, печенки и молока. Были и тресковые головы; вы же знаете, они их любят. Должен признаться, я немного огорчен.
Между тем на пороге появилась рыжая кошка, которую я очень хорошо запомнил по оторванному левому уху. Она остановилась и, припав к полу, посмотрела на нас своими зелеными глазами. А когда мистер Джексон едва слышно позвал ее: "Кис, кис!", - кошка бросилась наутек и вскоре исчезла в кустах.
– Упрямые бестии!
– вздохнул мистер Джексон и повел меня назад к дому через оранжерею, где было множество великолепных орхидей. Там висела позолоченная птичья клетка, - такую большую клетку мне не часто доводилось видеть. Она была до того хороша и удобна, что могла порадовать сердце любой птицы.
– Это что, для снегиря?
– спросил я.
– Разве вы не знаете?
– удивился он.
– Этот маленький бродяга никак не давался в руки. А на следующее утро его нашли мертвым на груди у старика. Как это все-таки трогательно! Ну, а клетку я решил не снимать до вашего прихода: хотелось, чтоб вы видели, какая жизнь ждала его здесь. О, я уверен, ему было бы неплохо в "Ultima Thule".
И мистер Джексон протянул мне красивую кожаную коробку с сигарами.
Тут с языка у меня сорвался вопрос, который я давно уже хотел задать:
– Скажите, мистер Джексон, почему вы назвали свой дом "Ultima Thule"?
– Почему?
– Он улыбнулся и отрывисто крякнул: - Вы прочли это название на воротах. И, наверно, считаете его distingue {Изысканным (франц.).}. Не правда ли?
– Несомненно, - ответил я.
– Да и весь ваш дом - последнее слово комфорта.
– Мне очень приятно, что вы так думаете. Я вложил в него немало денег. У человека должен быть теплый уголок, где он может дожить свой век. Да, "Ultima Thule" - это мое прибежище. И оно почему-то всегда приносит мне удачу.
Когда я возвращался в город, эти слова долго еще звучали у меня в ушах, а перед глазами неизменно вставал образ маленького тщедушного старичка в его "Ultima Thule" с мертвым снегирем на сердце, которое никогда не знало удачи,
1908-1915 гг.