Шрифт:
Джон Голсуорси
Из сборника "Оборванец"
ДВА ВЗГЛЯДА
Перевод Г. Злобина
Старый директор кладбища "Тиссы" медленно вышел из дома, чтобы посмотреть, все ли готово.
Он видел, как в этот квадрат земли, находящийся в его ведении, уходили многие, кому он имел привычку кланяться при встрече, и многие, кого даже он не знал. Для директора смерть была каждодневным событием, и все же предстоявшие похороны, еще одни в нескончаемой повести жизни и смерти, почему-то волновали его, остро напоминая о быстротечности времени.
Двадцать лет прошло с тех пор, как умер его лучший друг, доктор Септимус
С тех пор, как умер доктор Годвин, директор не видел вдову умершего, потому что она сразу уехала из их города, но он хорошо помнил эту высокую стройную женщину с темными волосами и блестящими карими глазами. Она вышла замуж за Септимуса Годвина лишь за полтора года до его смерти и была много моложе своего супруга. Директор помнил, как она стояла у могилы на похоронах мужа и как его поразило тогда выражение ее лица. Оно говорило о... да, странное это было выражение!
Директор и сейчас думал об этом, шагая по узкой тропинке к могиле старого друга. Это было самое красивое место на кладбище, и отсюда открывался вид на беловатый склон холма и реку внизу. Он подошел к небольшому участку вокруг могилы, огороженному свежевыкрашенной решеткой. Все здесь было в полном цвету. Венки у калитки ожидали нового покойника. Все было в порядке.
Старый директор своим ключом открыл склеп. Сквозь толстый стеклянный пол был виден внизу гроб отца. Ниже будет покоиться гроб сына.
– Не можете ли вы сказать мне, сэр, что собираются делать с могилой моего старого доктора?
– спросил позади него тихий голос.
Старый директор обернулся и увидел перед собой пожилую даму. Он не знал ее, но лицо ее было приятно: щеки цветом напоминали увядшие розовые лепестки. Под широкой шляпой виднелись серебристые волосы.
– Сегодня здесь будут похороны, мадам.
– Вот как! Неужели его жена?..
– Сын, мадам. Двадцатилетний юноша.
– Его сын? В котором часу похороны?
– В два пополудни.
– Благодарю вас. Вы очень любезны. Приподняв шляпу, он смотрел вслед женщине. Его
беспокоило, что он видит здесь человека, которого не знает.
Похороны прошли очень торжественно, и, обедая в тот вечер у своего приятеля, врача, старый директор спросил:
– Не заметили ли вы седую женщину, которая бродила здесь днем?
Доктор, высокий рыжебородый мужчина, подвинул для гостя стул поближе к огню.
– Да, видел.
– А вы обратили внимание на выражение ее глаз? Очень странное выражение. Как будто... ну, как бы это сказать? В общем, очень странное! Кто она? Я видел ее на кладбище еще утром.
Доктор покачал головой.
– Мне выражение ее глаз не кажется странным.
– Что вы хотите этим сказать? Ну, объясните же! Доктор, по-видимому, колебался. Затем, взяв графин, наполнил бокал собеседника и ответил:
– Хорошо. Вы, сэр, были лучшим другом Годвина, и я расскажу вам, если хотите, о его смерти. Помните, вы в то время были в отъезде...
– Говорите, это останется между нами.
– Септимус Годвин, - продолжал доктор неторопливо, - умер в четверг около трех часов, а меня позвали к нему в два. Когда я пришел, он был очень плох, но по временам сознание возвращалось к нему. У него была... но вы знаете
– Видеть его? Идите и скажите, что ей не стоило бы приходить сюда в такое время.
Горничная вышла и скоро вернулась: посетительница хотела хоть на минуту увидеть миссис Годвин. Но миссис Годвин ответила, что не может оставить мужа. Горничная казалась испуганной и вышла, но скоро опять вернулась.
– Дама сказала, что ей непременно нужно видеть доктора Годвина. Это вопрос жизни или смерти!
– Смерти? Какое бесстыдство!
– возмущенно воскликнула миссис Годвин. Передайте, что, если она немедленно не уйдет, я пошлю за полицией.
Бедная девушка посмотрела на меня. Я вызвался сойти вниз и поговорить с посетительницей. Она была в столовой, и я сразу узнал ее. Не буду называть имени, скажу только, что она из знатной семьи, которая живет в ста милях отсюда. Она слыла красавицей. Но в тот день лицо ее было искажено отчаянием.
– Ради бога, доктор! Есть какая-нибудь надежда? Я был вынужден сказать, что надежды нет.
– В таком случае я должна увидеть его!
– воскликнула она.
Я умолял ее подумать о том, что она просит. Но она протянула мне перстень с печаткой. Это очень похоже на Годвина, не правда ли? Этакий байронизм.
– Он прислал мне этот перстень час назад, - сказала она.
– Мы давно условились, что, если он пришлет его, я должна прийти к нему. О, если бы речь шла только обо мне, я бы не настаивала. Женщина может вынести что угодно. Но ведь он умрет с мыслью, что я не захотела прийти, что мне все равно! А ради него я готова жизнь отдать.
Ну, сами понимаете, просьба умирающего священна. Я обещал, что она увидит его. Попросил ее пойти со мной и подождать за дверью, пока Годвин придет в сознание. Никто в жизни меня так не благодарил, как она. Я вошел в спальню. Годвин все еще был без сознания. У его ног тихо скулил терьер. В соседней комнате плакал ребенок-тот самый юноша, которого мы сегодня хоронили. Миссис Годвин по-прежнему стояла у кровати умирающего мужа.
– И вы ее услали из комнаты?
– Мне пришлось сказать ей, что Годвин действительно пожелал видеть эту женщину. Но миссис Годвин крикнула: "Я не хочу, чтобы эта негодяйка была здесь!" Я умолял ее успокоиться и напомнил, что муж умирает.
– Но ведь я его жена!
– воскликнула она и выбежала из комнаты.
Доктор замолчал, устремив взгляд на огонь. Затем, пожав плечами, продолжал:
– Я утихомирил бы ее гнев, если бы мог. Но с умирающим не спорят. Страдание даже для нас, докторов, священно. За дверью были слышны голоса обеих женщин. Одному небу известно, что они наговорили друг другу. А здесь неподвижно лежал Годвин, красивый, как всегда, его черные волосы подчеркивали бледность лица. Потом я увидел, что к нему возвращается сознание. Снова послышались голоса женщин, сначала - его жены, резкий и презрительный, затем - другой голос, тихий, отрывистый. Годвин приподнял руку и указал на дверь. Я вышел и сказал женщине: "Доктор Годвин желает вас видеть. Пожалуйста, возьмите себя в руки".