Из сборника «Вечер»
Шрифт:
Мечет на берег вал.
Дыбом пенные волны встают,
Словно белые чайки в бреду...
Эти чайки мне сердце клюют,—
Я туда не пойду.
Одинокий,
Я из дома в час вечерний
Выхожу. Гляжу кругом.
Тучи тянут мимо, мимо,
Серебро мешая с чернью.
Осень в воздухе ночном.
М. Волошину
Когда над стогнами Содома
Огонь небесный засверкал,
Бродил один, вдали от дома,
Я в тишине пустынных скал.
Ночное небо разверзалось
Все искрометней, все страшней,
И тень дрожала и шаталась
Средь возрастающих огней.
И рдели скал нагие склоны,
Вершинами пронзая тьму,
И гул, и треск, и вопль, и стоны
Неслись к молчанью моему.
Но страха трепетное жало
Не обожгло души моей,
И сердце гордое шептало:
«Иди туда, иди скорей!»
Порока огненные чаши
Всю жизнь я смело пил до дна.
И смерть мне, всех сожжений краше,
В небесном пламени дана.
Я преклоняюсь духом вольным,
Мой Бог, перед Твоим судом:
Сожги,
Меня и мой родной Содом.
То древний сон земной гордыни.
Всегда он жив в душе моей,
Но сон иной мне снится ныне,
Среди унынья темных дней.
Нет древних стен, нет стройных башен,
Где проходил спасенный Лот,
И дым беспламенный так страшен
Над белым призраком болот.
И нету грозного Владыки,
И мщенья огненного нет,
Но в белой тьме на скорбном Лике
Еще страшнее тихий свет.
И тихий голос громче грома:
– Поник, бледнею, трепещу,—
«Я все простил сынам Содома,
Но вам, познавшим, — не прощу».
2 августа 1913
Верино
Вяч. Иванову
Пусть медлит Друг, пусть инеем покрылась
Его стезя над тихою рекой:
Я знаю все, что в сердце совершилось,
И я люблю мой огненный покой.
Пусть темный путь земных ущелий долог:
Неизменивших верный ждет удел.
О, погляди, как смерти белый полог
От алых роз зардел.