Из шпаны – в паханы
Шрифт:
– Ну-у! – протянул Бурый. – Тут ты явно лишку хватил, брат. Чтобы Графин с чекистами снюхался? Да ни в жисть не поверю.
– А я тебе говорю, что это так, – не отступал Митяй. С каждым словом он распалялся все больше и больше. – Графин и Никифора-Муромца замочил, чтобы все концы в воду сунуть. Чтобы Муромец, не дай бог, не сказал кому о его связи с чекистами.
Архангел впервые за все время разговора встрепенулся.
– Постой-постой! – он резко подался вперед. – Так ты что же, Митяй, считаешь, будто Графин давно уже с ЧК на короткой ноге? Когда же он успел? Он ведь только что с каторги
– Вот! – Митяй поднял вверх указательный палец, и по его губам скользнула ядовитая усмешка. – Это ты правильно подметил, Архангел. Вернулся! А я слышал, чекисты сейчас редко кого из заключенных на свободу возвращают. Чаще к стенке ставят и пулю промеж глаз вгоняют. А Графина не тронули. С чего бы это?
– Ах ты, черт! – Бурый ударил кулаком в стол. – А ведь верно толкует Митяй. Странный какой-то расклад получается.
Архангел кивнул.
– Сходится, да.
Некоторое время все четверо уркаганов напряженно молчали. Митяй поочередно ощупывал взглядом лица товарищей. Наконец он сказал:
– В общем, думайте сами, «иваны». У каждого, как говорится, своя голова на плечах есть. Я для себя выбор сделал. По мне, лучше Рекрут, которого, как видно, сама смертушка стороной обходит, чем продажная тварь, чекистам задницу лижущая.
Жук прищурился.
– Так и скажешь Графину?
– А чего мне с ним говорить? – парировал Митяй. – Это все одно, что язык об забор чесать. Западло. С Рекрутом разговаривать надо.
Москва. Малина на Цыганской
– Щуку завалили, Рекрут, – Чиграш стянул с головы картуз и смахнул рукой выступившие на лбу крупные бисеринки пота. – Час назад. Мы наведались на ту хазу, как ты и говорил. Щука был там. Я лично всадил в него три маслины. Две в грудь и одну в голову. С ним еще было человек пять храпов. Их тоже мочканули. Никого не оставили.
Чиграш стиснул свои пудовые кулаки, словно жаждал продемонстрировать казанскому авторитету, что он и впредь готов исполнять его поручения так же качественно и ретиво. Со смертями Солоуха и Шмеля вакантные места среди ближайшего окружения Рекрута освободились, и теперь каждый из жиганов считал за честь занять их как можно скорее. Тридцатипятилетний Чиграш – из бывших студентов – не был исключением.
– С нашей стороны потери есть?
Рекрут не поднял головы. Одной рукой жиган машинально перебирал крапленую колоду карт, то и дело проводя пальцами по шероховатым «рубашкам». Рядом лежала штопальная игла, прокаленная на конце от частого употребления.
– Незначительные, – Чиграш поморщился. – Мы потеряли одного человека.
– Кого?
– Архипа. Это московский жиган, Рекрут. Ты должен был его видеть. На хазе у Рябого, помнишь?
Рекрут смял папиросу в глубокой серебряной пепельнице в виде кленового листа и, коротко переглянувшись с расположившимся на низеньком кривоногом диванчике Воробьем, поднял взгляд на Чиграша.
– Запомни раз и навсегда, друг, незначительных потерь не бывает. Особенно в нашем деле. Я и так лишился верных, проверенных людей. Нас мало, Чиграш, и мы обязаны экономить силы.
– Да, я понял...
– Кстати, о потерях, – подал голос Воробей. – Раз уж ты заговорил
Рекрут повернулся в его сторону. После убийства Аякса в Казани Воробей не предпринял ни одной силовой акции. Зато неизменно находился при авторитете. Рекрут уже не раз имел возможность оценить гибкий ум бывшего уркагана. В качестве «советника» он мог принести куда больше пользы, нежели с «наганом» в руках.
– Что?
– Я хотел потолковать с тобой о Резо.
И без того мрачное лицо Рекрута сделалось совсем темным. В памяти жигана еще были живы те мгновения, когда он вынужден был бросить товарища у «Эдельвейса» и спешно уходить на конфискованном чекистском автомобиле. До него доходили слухи о том, что Резо не погиб, но о дальнейшей его судьбе ему ничего не было известно.
Чиграш неловко переминался с ноги на ногу.
– Ступай, – отпустил его Рекрут. – Сегодня ближе к вечеру прошерстите малину на Власовской. И еще, Чиграш, – жиган окликнул подручного, когда тот переступил было порог комнаты, – не валите всех без разбору. Потолкуйте сначала с кем-нибудь. Среди уркаганов тоже могут быть люди, готовые принять нашу сторону. И ищите через них Графина. Пока жив Графин и вся верхушка столичных воров, война не будет закончена. Ищите его.
– Хорошо, Рекрут.
Жиган вышел, и только после этого казанский авторитет вновь повернулся к Воробью.
– Что там с Резо? Ты что-нибудь выяснил?
– Честно говоря, немного, – разговаривая с Рекрутом, Воробей неизменно покусывал нижнюю губу. – Резо в ЧК.
– Это мне и без тебя известно.
– И его не расстреляли...
– По-твоему, это плохо?
Воробей выдержал небольшую паузу.
– А ты сам-то как думаешь, – тема была крайне щекотливой, а потому и подходить к ней следовало с особой осторожностью. – У чекистов с нашим братом разговор недолгий. К стенке и пулю промеж глаз. А с Резо они почему-то медлят. Мне это не нравится, Рекрут. Уж больно цепочка коротенькая.
– Какая цепочка? Чего ты темнишь, Воробей. Толкуй прямо.
– Я и толкую. Сейчас между ЧК и тобой только Резо. Ломать они его будут. Обязательно будут. Чтобы на тебя выйти, значит. Долго ли он продержится?
Рекрут резко поднялся на ноги. Глаза его вспыхнули, как два попавших в луч света бриллианта. Рельефно обозначились скулы. Воробей испуганно откинулся на спинку дивана.
– Чего ты несешь, сука? – каждое произносимое Рекрутом слово звучало, подобно удару молота о наковальню. – Я уверен в Резо, как в самом себе. Нет! Я уверен в нем больше, чем в себе. Мы с детства с ним вместе. Мы – кровные братья. Просекаешь?
– Да... Я просто...
– Если Резо жив, его надо вытащить. Любой ценой.
– Это невозможно, – глаза Воробья округлились еще больше.
– Для меня нет ничего невозможного. А значит, нет ничего невозможного и для нас всех. Резо надо вытаскивать. И это мое последнее слово, Воробей!
Москва. Хитров рынок
– Пошлите к Рекруту человека, – Графин откашлялся в кулак. Последнее время его свистящее дыхание все больше и больше настораживало уркагана. – Я напишу маляву, в которой предложу казанцу встретиться.