Из СМЕРШа в ГРУ. «Император спецслужб»
Шрифт:
Надо признаться, что размещение сил радиоэлектронной разведки ГРУ на территории Кубы, несомненно, расширило возможности советской военной разведки по добыванию сведений о состоянии стратегических ядерных сил США, но эти возможности все-таки были в то время ограниченны…
Как их расширяли — это другой вопрос, о нем читатель сможет ознакомиться чуть ниже. К сожалению, у первого властителя России спецслужбы были на втором плане. Главное для него были баксы. Но этот позор будет потом.
Вернемся к началу «сватанья»
На столе у первого заместителя председателя КГБ при СМ СССР Ивашутина затрещал телефон. Звонили из Административного отдела ЦК КПСС.
— Товарищ Ивашутин, завтра к 10.00 подъезжайте к нам в отдел. С вами хотят побеседовать, — голос в трубке был холодный, как остывшая из-за ремонта батарея в его кабинете.
— Есть, — по-военному ответил генерал-лейтенант и спокойно положил тяжелую гантель эбонитовой трубки на вилку телефонного аппарата.
Для него этот звонок не был столь неожиданным и пугающим, как это было в холодное лето 1953 года. Он знал, что не зря с ним говорил на эту тему министр обороны, да и он в разговоре с цековскими чиновниками заявлял, что не прочь «пойти служить в армию», поэтому был подготовлен, а потому спокоен, но предельно собран.
В ЦК, как и предполагал, предложили должность начальника Главного разведывательного управления Генштаба. Он дал согласие переехать на новое место службы и изменить чекистский профиль работы на военный, но, естественно, не строевой. Военная разведка по своим функциям напоминала работу Первого главного управления КГБ, — внешней политической разведки, с которой ему не раз приходилось соприкасаться в ходе руководства Комитетом. Эти подразделения разведки тогда входили в состав КГБ при СМ СССР.
Сборы были недолгими. От Лубянки до Арбата и Гоголевского бульвара рукой подать. Кабинет Ивашутину определили на третьем этаже старого здания Генштаба. Рядом с ним располагались оперативные управления. Управлению Информации ГРУ выделили место в другом помещении Генштаба. Это было богатое здание у Пречистенских ворот на Гоголевском бульваре, дом № 6. В то время оно было мало известно москвичам. Знали, что в нем размещаются какие-то объекты Министерства обороны СССР. На самом деле в 1963 году там располагались подразделения радиоэлектронных служб Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР.
Сегодня с ним знаком каждый москвич. У входа помимо надписи — «Российский фонд культуры» — висит табличка:
«Здание XIX века. Восстановлено фирмой „Лусине“. 1994–1997 гг.».
Надо сказать, что эта усадьба известна с 1770-х годов. Потом на ее месте возник особняк почетного гражданина С. М. Третьякова, родного брата создателя Третьяковской галереи. С. М. Третьякова дважды избирали городским головой. Как и брат, он коллекционировал живопись, был активным членом Общества любителей художеств и Русского музыкального общества, а свою коллекцию завещал передать Москве.
Картинная галерея размещалась в парадных помещениях второго этажа этого особняка, основательно перестроенного в 1873–1875 годы
При Третьякове здесь был один из притягательных салонов, который посещали Репин, Чайковский, Рубинштейн. В 1894 году хозяином особняка стал Рябушинский, признанный лидер либеральной буржуазии России. После октября 1917 года Рябушинский эмигрировал, а в доме разместились революционный трибунал и Верховный суд РСФСР. Позднее особняк находился в ведении Народного комиссариата по военным и морским делам, а затем продолжительное время его занимали службы Министерства обороны СССР. В открытых источниках нигде не говорится, что там находилось ГРУ.
В 80—90-е годы прошлого века он постепенно дряхлел, старился, разрушался. Судьба его в одночасье решилась по известной поговорке: не было бы счастья, да несчастье помогло. В феврале 1994 года от особняка практически ничего не осталось, — грянул разрушительный пожар. Огненная стихия уничтожила красивую мраморную лестницу, инкрустированный паркет, чудесную лепнину и люстры. Полностью выгорел флигель. Тогда подозрительные пожары часто возникали по Москве, не прекратились они и сегодня. Поджигатели смелели, очевидно, у них была «крыша».
В Интернете автор нашел такие слова благодарности фирме «Лусине»:
«Особняк приобрел свой первоначальный вид, — еще одна морщинка исчезла с древнего лика нашего города. И сделали это мастера из „Лусине“. Для многих из них Москва стала второй родиной — нельзя не любить город, которому отдаешь свою душу.
Остается добавить, что работу, за которую другие организации требовали огромные суммы, армянские реставраторы выполнили в два раза дешевле, чем предложили другие фирмы на тендер».
Что ж, дай бог, чтобы это была правда!
Петр Иванович, прежде чем прилететь и усесться в своем новом гнезде, решил узнать расположение своих подразделений. В один день он обошел всех их, ознакомился и с историческими справками на каждый объект. Он почти знал все подробности того, о чем говорилось выше. Когда Ивашутин распахнул парадные двери третьяковского «храма», в его глаза ворвалась белизна шикарной мраморной лестницы, разделяющей помещение как бы надвое на уровне полутораэтажной высоты.
«Да, — подумал Петр Иванович, — по сравнению с той аскетичной обстановкой, которая бытовала на Лубянке, здесь настоящий дворец. Как-то не привык я к такой роскоши, великолепию, пышности. Роскошь разоряет богатого и усугубляет нужду бедных. У Жан-Жака Руссо, кажется, есть слова, что роскошь может быть необходима для того, чтобы дать кусок хлеба нищим, но если бы не было роскоши, то не было бы и нищих».
Эти философствования он вспомнил так, для классовой оценки увиденного. Но потом, когда прошелся по кабинетам сотрудников, обставленных стандартной мебелью, понял, здесь все то же, что и на Лубянке, — одни мебельные фабрики штамповали столы и стулья для госучреждений с одинаковыми номерными латунными бирками.