Из страниц чужой реальности
Шрифт:
– Я бы не согласился. Зачем оно мне? Здесь дорогая Инночка, любимая, пусть иногда и изнуряющая, работа, а там что? Незнакомые люди, непонятные нравы и порядки… сплошной стресс, – Лев застучал пальцами по столу, представив себе другую жизнь, не ту, к которой привык.
– Как замечательно, что Вы завели этот разговор! – зрачки Александра расширились настолько, что из-за них едва можно было разглядеть голубую радужку.
– Но ведь это Вы на… – оказавшись перебитым теперь уже Александром, Лев едва заметно вздохнул и сильнее застучал
– Я вывел гипотезу: попадая в прошлое, человек полностью теряет свой привычный облик. Он «облачается» в тело предка, представляете?! – Александр возбуждённо привстал, наваливаясь корпусом на стол. Лев отодвинул едва не опрокинувшуюся кружку сестры с жёлтыми утками.
– Какого конкретно? – хозяину квартиры хотелось показаться заинтересованным и дружелюбным – всё, как учили родители.
– Любого! Абсолютно любого! Я допускаю, что, попав в прошлое, Вам даже не придётся привыкать к новому имени. Всё зависит от периода и родословной, – Александр становился всё оживлённей и оживлённей.
– Ничего удивительного: всех старших сыновей в моей семье по линии отца называли Львами. Такая уж традиция.
– Традиция? Давно она у вас? – Александр, в отличие от Льва, слушал с искренней заинтересованностью.
– С конца восемнадцатого века, – Лев пригубил чай, – Папа рассказывал, что годах в девяностых с моим прадедом – Кульневым Львом Петровичем – что-то произошло и он умер, а через полгода у него родился сын. Дань памяти, наверное.
– У Ваших предков никогда не было семей без сыновей? – Александр пригладил взъерошенные волосы.
– Рожали до тех пор, пока не родится мальчик, чтобы назвать его Львом, – Лев звонко засмеялся, но, услышав стук кулаком за стенкой, издаваемый сестрой при недовольствах, замолчал.
– Странный у Вас юмор. И что же, Вы знаете биографии всех ваших прадедов?
– Нет, только ближайших. Я отечественную-то историю знаю на базовом уровне – конечно, гордиться здесь нечем – что уж говорить о семейной. Хотя у нас и хранится много дневников жены Льва Петровича, я ни один не читал.
Александр что-то пробормотал, но Льву не удалось разобрать ни слова. Гость уставился в стену, а хозяин маленькой двухкомнатной квартирки положил в широкую чашку-супницу ещё один кубик сахара. В воздухе повисло угнетающее молчание.
– Я хочу попросить Вас посмотреть время на моих часах, – гость невероятно быстро вышел из состояния задумчивости. Он пристально смотрел на вновь подавившегося Льва, – Вам нужно быть осторожней.
– Вы не можете это сделать самостоятельно? – Лев подозрительно взглянул на просящего, будто тот был «сделавшим задание в другой тетради».
– Я Вас умоляю, Лев Львович, – было ясно, что «молящий» готов встать на колени, что вовсе не устраивало сердобольного и податливого Льва.
Александр на удивление скоро менялся в настроении: за пару секунд из горячо заинтересованного он становился задумчивым, из задумчивого –
– Ну, давайте, – хозяин с опасением протянул длинную руку. Александр запутался в собственном кармане мешковатых штанов, из которого посыпалась вся мелочь. Ладонь слегка подрагивала, передавая странное устройство с циферблатом и двумя кнопками.
– На левую, пожалуйста.
Лев ещё раз покосился на Александра.
2 глава.
I
В глаза ударил неестественно яркий свет, а в ушах жутко шумело.
– Лев Петрович! – тело качалось под чьим-то напором; незнакомый женский голос звучал всё громче, – R'eveillez-vous! Seigneur, faites qu'il s'en sorte!
Голова страшно гудела и раскалывалась так, что кроме этой боли понять ничего было нельзя.
Льву совершенно не хотелось открывать глаза, но кто-то сильно ударил его по щеке, отчего он живо подпрыгнул.
– Himmelherrgott! – Лев отряхнул тёмно-синие кюлоты.
Он почти никогда не ругался на русском языке, чтобы не возникало вопросов ни у учителей, ни у учеников, однако находились и те, кто его понимал.
– Ваше счастье, что папенька не знает по-немецки, – прошептал тот же приятный голос.
Оглянувшись, Лев увидел вокруг толпу людей. Большая часть выглядела неопрятно: одежда их была во множестве заплаток, а волосы – грязные и неухоженные – местами поредели до плеши. Рядом замерла невысокая девушка в лёгком розовом платье с полупрозрачными рукавами, подпоясанном прямо под небольшой грудью.
«Это она со мной говорила?», – Лев пристально всматривался в большие яркие глаза, переводя взгляд то на разлохматившиеся каштановые локоны, то на пухловатые щёки, запылавшие розоватым румянцем.
– Лев Петрович! Миленькой, как я счастлив, что Вы не расшиблись! – толстый мужчина в бледно-зелёном камзоле презрительно глянул на кого-то в толпе зевак и пискляво заверещал: – Выпороть!
Двое крепких бородатых мужчин в подвязанных серых рубахах под руки вывели мальчика-подростка в такой же бедной одежде, воющего от боли и не прекращающего выкрикивать «помилуй, барин, помилуй!». Из толпы выбежала худощавая заплаканная женщина в платке в крупный цветок и бросилась в ноги толстяку. Своими бледными и тонкими губами она целовала чёрные ботинки, а поросячьи глазки их обладателя сверкали от подобного жеста.
Лев обескуражено наблюдал за происходящим. Девушка в розовом платье подбежала к здоровяку и затрясла его руку.
– Дяденька! Умоляю, отпустите Егорку! Он ведь не специально сбил Льва Петровича! Дяденька! – уговоры оказались бессмысленны – названный дяденькой гадко рассмеялся.
– Юленька, этому хаму лишь на пользу пойдёт наказание! – он ещё сильнее залился гнусным хохотом.
– Да неужели Вас приводят в восторг унижения?! – девушка беспокойно взяла за локоть рыдающую на траве женщину и сказала ей бежать за сыном.