Из Тьмы. Арка 2
Шрифт:
Но Стоун хорош! Если бы не ослабившие его взрывы и череда предыдущих схваток, то, пожалуй, у него имелся шанс на победу. Хотя со свежим Мастером его уровня я бы связываться поостерёгся.
Глядя на лежащий лицом в грязи труп этого, как ни погляди, заслуживающего уважения офицера, бойца и человека, мне хотелось сказать что-то глубокое и прощальное. Но так и не сумев найти нужных слов, осталось только уважительно кивнуть и запихнуть в ротовую прорезь маски поминальную печеньку. Не выходит у меня красиво играть в благородство; всё так или иначе оборачивается привычной грязью и кровью. И печеньками, да.
Не то чтобы это угнетало. Однако Стоун, если отбросить личное отношение, был
А ведь «пёс» не бессмертный. И если он сдохнет, перепрыгнуть на соседнего не получится.
В том, не случившемся будущем, если меня не обманывает память прошлой жизни, большая часть южных земель Империи легла под мятежников. Уж не знаю, выполнила ли моя версия из параллельного мира миссию на устранение Фореста и Стоуна или, провалившись, сбежала вместе с ребятами, но что-то подсказывает: такой выпад со стороны столичной власти в любом случае сыграл немалую роль в присоединении провинции и её соседей к набирающим мощь революционерам. Сегодня все жители города, за исключением крайне узкой прослойки лиц, владеющих более-менее полной информацией о событиях, винят кого угодно, но не Столицу. Завтра в бурлящий котёл слухов вольются обвинения в сторону западников с их химерологами и революционеров с их позволяющим контролировать монстров тейгу. Хочется верить, что предпринятые действия и проплаченные слухи хотя бы отчасти смогут компенсировать влияние паразитов у власти, иначе придётся признать правоту погибшего от моей руки генерала.
Почтив павшего противника недолгим молчанием, мысленно приказал Прапору взять тело — ведь, как и было сказано, никто не собирался отпускать генерала после победы. После моей победы. Стоило здоровяку подхватить военного, выглядящего в его руках словно ребёнок, как он, вместе с грузом, отправился в пространственный карман — такой вот незамысловатый способ обойти ограничение на восемь пространственных слотов для марионеток. За Прапором последовала Печенька и не поучаствовавший в этом бою Кента, а также покалеченный Эйпман. Этого, перед тем как отозвать, пришлось заставить вернуться за отрубленной ногой. Тоже мне, шалтай-болтай!
Возвращались молча. Натал своим молчанием выражал недовольство: «Да, он согласился на мою авантюру с поединком, но всё равно считает её слишком рискованной». Акира берегла рёбра. А Бэйб… ну, этот здоровяк всегда немногословен.
Тут следует прояснить, зачем я вместо того, чтобы без затей убить загнанную в угол цель, устроил всё это представление. Естественно, виной тому не внезапно воссиявшее в тёмной душе убийцы благородство. Память древнего полководца подсказывала, что я, убив достойного врага в честном поединке, оказал ему уважение и вообще поступил правильно, но это шло довеском.
Основных причин тут две: во-первых, мне хотелось прощупать потенциального рекрута на предмет, хм, договороспособности; и во-вторых, оценить собственный уровень. Стиль сражения сокомандников мне слишком хорошо известен, а бой с марионеткой — это всё же не то. Даже если немёртвый получит разум и приказ сражаться насмерть, такой поединок всё равно станет игрой в поддавки: связь с миньоном позволяла подсознательно «читать» спарринг-партнёра. Это хорошо влияло на скорость обучения ухваткам немёртвых, особенно после того, как удалось вывести «чтение» на сознательный уровень, но,
Недавний бой с южанами пусть и помог сделать некоторые выводы, но на Мастера (к счастью) никто из них не тянул, несмотря ни на какое усиление. А меж тем мне даже думать не хотелось, что устроит Маркус, если я уговорю его разрешить мне экзаменоваться на ранг Мастера, а потом опозорю себя и главу Базы, продув аттестационный поединок. Нет уж, такие приключения нам не нужны! К тому же, я хоть и обсмеивал поиск «достойного противника», которым грезят многие одарённые, идущие по пути воина, а не убийцы, но по опыту знал, что смертельная схватка с равным действительно может дать больше, чем многие дни напряжённых тренировок и безопасных спаррингов. Дыхание смерти в затылок крайне благотворно сказывается на закреплении недавно освоенных умений и вдохновляет на создание новых, не зря же для продвижения в ранге рекомендуют больше драться с сильными и разнопрофильными врагами?
И, как уже упоминалось, генерал Стоун действительно нравился мне как человек, а подарить врагу последний поединок — традиционная форма уважения среди воинов духа.
К сожалению, приязнь являлась односторонней, кажется, разумного миньона из Каменной Стены не выйдет. Чтение мимики и слабенькая, кое-как развитая эмпатия подсказывали, что слова генерала ничуть не расходились с его чувствами, а попытки незаметно повлиять такой же, не отличающейся мощью деэмпатией, как это было в разговоре с Булатом, отлетали от враждебно настроенного разума, словно горох от настоящей стены. Способность генерала сбросить с себя поводок контроля сомнений не вызывала, а никаких болевых точек, на которые можно надавить, дабы военный пересилил свою гордость, я не знала. Возможно, у него их и вовсе не было. Дядька по характеру действительно напоминал камень, с которым чёрта-с-два что сделаешь: ни смять его, ни согнуть. Только оставить в покое или, как максимум, сломать, полностью уничтожив.
Так вместо разумного слуги с нетривиальными навыками мне досталась обычная боевая кукла, которую, как и южанина, нет смысла держать в коллекции больше времени, чем понадобится на вытягивание секретов боевого стиля и подбор замены. Бездна, да один Кента полезнее двух боевых болванов! И вдвойне обидней от того, что лысый революционер решил, что с последней целью миссии кончается и его служба.
После возвращения группы в арендуемый особняк мы с ним поговорили. Кента попросил отпустить его на рассвете, дав полюбоваться на край восходящего солнца — что-то религиозное. Теперь, взобравшись на крышу нашего особняка, я любовалась на ночное небо и предавалась невесёлым размышлениям.
Иронично, но будучи искренне уверенной во вреде лишних привязанностей, я умудрилась привязаться к своему миньону. Этот несуразный немёртвый с его неуместной, но искренней заботой об убийце и поработительнице и такими же глупыми наставлениями-поучениями будил в подсознании образ отца, которого не было ни у Виктора, ни у Куроме.
А теперь он уходит.
Да, мы почти с самого начала заключили договор, но в душе вязла поганая муть, словно меня бросают. Снова. Так же, как и сестра.
Бесит-бесит-бесит! Хочется растерзать, вырезать глаза, отрубить конечности, выпустить кишки и вырвать глотку, а затем разрубить оставшийся кусок на маленькие кусочки! Но… кого? У чужих мозговых тараканов нет кишок, глотки и вообще отсутствует материальное воплощение, которое можно жестоко расчленить. Да, я могу заставить моего первого разумного слугу и, наверное, друга остаться. Но именно те чувства, которые заставляют желать этого — не дают пойти на подобный шаг. И это бессилие приводит в едва сдерживаемое бешенство.