Из уст в уста
Шрифт:
— Матиас, — позвала я, вынимая папку, — взгляни.
Впрочем, могла бы и не сотрясать воздух, ибо Матиас уже стоял за моей спиной и пожирал глазами папку.
Судя по жеваным уголкам, ее открывали не раз. Однако внутри она была почти пуста, если не считать коричневого конверта, скрепленного металлическим зажимом. На обратной стороне было размашисто выведено черными чернилами: "Ванда Фей и Дженни, 1975–1977".
— И все? — Матиас почесывал бороду. Уж не знаю, чего он ожидал, но разочарование было очевидно. Оно длилось до тех пор, пока я не сняла металлический
В нем лежали старые фотографии. Штук восемь или девять. На верхнем цветном снимке была запечатлена кудрявая темноволосая девочка лет четырех на коленях у худой брюнетки. Девочка была одета в голубое ситцевое платьице и черные кожаные туфельки, с застенчивой улыбкой она склонила голову набок. Глаза у девочки были удивительные — огромные, голубые, в пол-лица. Брюнетка, вероятно, приходилась ей матерью, поскольку у нее были такие же глаза.
Обычная семейная фотография на первый взгляд, если бы не одна маленькая деталь. Брюнетка, похоже, заказала свой наряд из каталога нижнего белья «Фредерикс»: черные кружевные бюстгальтер и трусики, черная кружевная прозрачная комбинация, черный кружевной пояс с резинками и черные чулки в сеточку.
Возможно, я склонялась к поспешным выводам, но, похоже, эта миссис Черное Кружево не относилась к разряду образцовых мамаш и домохозяек.
Матиас откашлялся.
— Пожалуй, в журнал "Наш малыш" такой материал не примут, а?
— Кто эта женщина? — приступила я к делу, строго глянув на него. — И эта девочка? И какое отношение они имеют к Портеру?
Матиас не знал ответов на мои вопросы. Он снова уставился на снимок. На его обороте тем же размашистым почерком было написано: "Ванда Фей и Дженни, 15/10.76".
На следующей фотографии брюнетка была одна. Но в том же наряде. Собственно, и снимок был сделан в тот же день, судя по надписи на обороте: "Ванда Фей, 15/10.76". Молодая женщина смеялась во все горло. Неизвестно, что ее так развеселило, но она откинула голову назад, зажмурила глаза и широко открыла рот.
Беззаботнейшее существо. Никаких проблем.
На следующем снимке опять были мать и дочь. Девочка выглядела немного старше — ее каштановые кудри стали длиннее, и сама она как будто подросла, — но платьице осталось прежним. Девочка опять сидела на коленях у Ванды Фей, которая снова облачилась в наряд из каталога нижнего белья «Фредерикс», но на сей раз все предметы женского туалета были белыми, оторочены белым кружевом и дополнены белым перьевым боа, наброшенным на плечи.
Я чуть было не заподозрила Ванду Фей в рабском подражании Мадонне, но вовремя сообразила, что в семидесятые годы о Мадонне слыхом не слыхивали. Ванда Фей стала провозвестницей нового направления в моде, сама о том не ведая.
Я поднесла фотографию ближе к свету, пытаясь определить возраст брюнетки. Ей можно было дать от двадцати до тридцати пяти. Точнее трудно сказать. Не сомневалась я лишь в одном: молодая женщина заметно устала. А если еще точнее, брюнетка выглядела так, словно повидала все в этой жизни и ничего-то ей не
Приглядевшись повнимательнее, я заметила еще одно отличие от ранних снимков: ее дочка подросла, но сама Ванда Фей уменьшилась. Она стала значительно худее, а вокруг рта пролегли морщины, которых прежде не было. Такое впечатление, что матери девочки явно нездоровилось.
Надпись на обороте фотографии, сделанная определенно тем же почерком, гласила: "Ванда Фей и Дженни, 3/1.77".
Почти все остальные снимки были вариациями первого: брюнетка и ребенок в разных позах. И в различных нарядах.
Ванда Фей, похоже, тратила кучу денег на нижнее белье. У нее был красный кружевной комплект, розовый кружевной, черный кожаный, в котором она походила на заядлую рокершу. Малышка Дженни, напротив, появлялась на снимках либо в голубом ситцевом платьице, либо в шортах и майке.
Понятно, почему брюнетка не баловала девочку обновками: в каталоге «Фредерикс» вещички не из дешевых.
Лишь на одном снимке мать и дочь были не одни, а в компании женщин, чьи вкусы в одежде абсолютно совпадали со вкусами Ванды Фей. Я не могла утверждать наверняка, поскольку никогда не бывала в подобных местах, но мне подумалось, что фотография была сделана в одном из тех домов, которые моя мать именует не иначе как "вместилища порока". По крайней мере, такими изображают обитательниц этих заведений в кино.
Возникал естественный вопрос: почему эти снимки оказались в папке с пометкой "Портер Мередит"?
Пока я задумчиво разглядывала фотографии, новые вопросы замелькали в моей голове. Насколько хорошо Портер знал брюнетку и ее дочку? Не был ли Портер близок с Вандой Фей, в результате чего появилась Дженни? Весьма вероятно.
Матиас выдвинул иную версию:
— Возможно, эта женщина — родственница Портера? Например, сестра?
Я пожала плечами. Вопросов у нас было хоть отбавляй, но ответов на двоих ни одного.
— Вероятно, — продолжал Матиас, — у мистера Мередита была сестра, занимавшаяся проституцией, а услуга, которую ему оказал Бартлет (помнишь, Глория говорила, что ее Эдди однажды здорово помог другу?), заключалась в том, чтобы помалкивать об этом. Как ты думаешь, похоже на правду?
Я никак не думала, но твердо знала, что надо делать дальше. Развернувшись, я двинулась в главный офис, где мы оставили Глорию. Матиас следовал за мной по пятам.
Глава 13
Глория уже не сидела на собачьем диване, тупо уставившись в пространство. Но и не сказать чтобы лежала.
Она сползла вниз, откинувшись на спину, зад висел над полом, посрамляя закон притяжения, руки и ноги были раскинуты. Глория по-прежнему походила на пожилую лягушку. Но теперь это была лягушка, которую переехал грузовик.
Увидев ее, я вздрогнула. Боже, неужто подъем на пятый этаж доконал бедную толстуху! Возможно, мы внесли сюда ее труп, а я и не заметила, озабоченная тем, как бы побыстрее добраться до картотеки.