Из яблока в огрызок и обратно
Шрифт:
– Геннадий открыл один глаз и чуть повернул голову. У порога стоял подполковник. Судя по всему – начальник этого отдела.
– Владислав Семенович, – возвратился на свое место следователь. – Этот бомж был нами обнаружен у трупа Брызгунова Василия Александровича.
– Во-первых, не бомж, – перебил его подполковник.
– А… Как, простите, Ваше имя, отчество?
– Геннадий Степанович.
– … Геннадий Степанович. А во-вторых, Вы читали заключение судмедэксперта?
– Да, – опустив глаза, кивнул головой
– Значит, знаете, что Брызгунов был мертв уже около двух часов. И что, по Вашему, все это время убийца сидел рядом с ним? Вы, как я посмотрю, не только Дзержинского на столе держите, но и пользуетесь его методами. Из людей признание выбиваете. Головой, капитан, нужно думать, а не руками размахивать. Поняли меня?
– Так точно, товарищ подполковник! – вытянулся в струнку следователь.
– Вот и хорошо. Геннадия, э-э-э, Степановича допросить пока как свидетеля, снять у него отпечатки пальцев и задержать до сравнения с отпечатками на ноже. Они должны быть скоро готовы, а вот тогда-то и будем решать, что делать дальше. Выполнять.
Дверь за подполковником захлопнулась, и следователь медленно опустился в свое кресло.
– Повезло тебе, Геннадий Степанович. Но ничего, я все равно из тебя правду выжму.
Огрызкин глядел на оловянный бюстик и представлял, как Феликс Эдмундович в перерывах между приступами кашля выбивал из карманника признание в подготовке контрреволюции. Когда Дзержинский в очередной раз закашлялся, он вздрогнул и перевел взгляд на следователя.
– Командир. У вас в камере сидит один экземпляр с амбре из дешевого портвейна. Так вот, он ночью видел наш камень преткновения живым и теплым в компании одного молодого субъекта.
– Чего он видел? – вытаращил глаза на Огрызкина капитан.
– Хорошо. Попробую сказать на вашем языке. В обезьяннике один алконавт бакланил, что ночью срисовал вашего жмурика с каким-то чуваком.
– Так что ж ты молчал, идиот! – вскочил с места следователь. – Эй! Сержант!
Через секунду паренек с испуганными глазами распахнул дверь.
– … У нас в обезьяннике сидит кто-нибудь пьяный?
– Ну, вроде есть там один. По виду из их братии, – сержант кивнул в сторону Огрызкина.
– Этого отведешь, пусть пальчики снимут, и прикрой пока, а того – сюда. И бегом.
После прохождения этой грязной процедуры, Геннадий вновь оказался на знакомых нарах. В камере Витьки уже не было, но вместо него у окна сидели два паренька лет двадцати и о чем-то живо шептались. Увидев Огрызкина, они замолчали и неприязненно уставились на него.
– Все в порядке, ребята. Я здесь в уголке пристроюсь, и, считайте, что меня нет, – извиняющимся тоном сказал Геннадий и прилег у самой двери, но один из них, в кожаной, поблескивающей множеством заклепок куртке, встал у его изголовья и, презрительно глядя сверху вниз, процедил сквозь зубы:
– Эй! Мешок с дерьмом.
Огрызкин удивленно взглянул на него, но, поняв, что парень не шутит, немедленно поднялся.
– Тебя за что повязали?
– За сигареты.
– Чего?!
– Я говорю, пачку дорогих сигарет нашел, а менты увидели, и им тоже таких захотелось. Вот, пришлось сделать бартер. Я им пачку, а они мне синяк и ночлег.
От хохота парень в кожанке присел на корточки, да так и остался сидеть, обхватив руками живот, а его приятель беззвучно трясся, опустив голову и закрыв лицо длинными и черными, как смоль, волосами.
– Ну, ты, бомжара, даешь, – утирая слезы поднялся с пола «кожаный». – Ладно, живи пока. Только чтобы в твоем углу было тихо и не воняло, а не то,
– он поднес кулак к Гениному лицу. – Понял?
Огрызкин кивнул головой и снова забился в свой угол, а парни, еще немного посмеявшись над ним, вернулись к прерванному разговору.
– Так вот, я и говорю, – зашептал длинноволосый. – Он штуку баксов за нифига предлагает.
– Что значит – за нифига?
– Просто одного мента нужно найти и ему адресок скинуть.
– И за это – штука?
– Ну да. Я еще переспросил, может, мочкануть его, а он головой вертит, нет, говорит, просто напиши где живет. Улица, дом, квартира, в общем – полный расклад.
– Вот, блин! – ударил себя по коленям «кожаный». – Что ж ты раньше молчал?
– Да я же тебе только начал говорить, а тут этот желтолицый.
– Да. Не вовремя он нам на глаза попался, – вздохнул «кожаный». – А как зовут того, кого найти надо?
– Яблочкин Геннадий Сергеевич. Живет, вроде бы, в этом районе.
– Ясно. Номер телефона этого мужика где записал?
– Нигде. Так запомнил. 219-…-…
– Добро. Думаю, нас здесь долго не продержат, как выйдем – сразу за дело. А пока я бы вздремнул.
«Кожаный» с хрустом потянулся и прилег на нары, длинноволосый еще немного посидел и последовал его примеру.
«Яблочкин, Яблочкин, где-то я уже слышал эту фамилию», – подумал Геннадий и тоже провалился в сон.
На следующий день Огрызкина снова вызвал прыщавый сержант.
– Наверное, менты еще одну пачку хотят попросить, – заржал «кожаный».
– Боюсь, что им и та пришлась не по вкусу, – усмехнулся Гена и вышел в коридор. В кабинете следователь долго и молча копался в бумагах, затем достал из папки листок и протянул его Огрызкину.
– Повезло тебе. Твои отпечатки не совпали с опечатками на ноже. Так что гуляй пока, но в пределах видимости. Вот, распишись.
– Тогда я у вас здесь, под окнами обоснуюсь.
– Пшел вон отсюда! – рявкнул вдруг капитан, пряча подписку о невыезде обратно в папку.
На крыльце отделения Огрызкин сладко потянулся, щурясь на яркое летнее солнце.