Из-за девченки
Шрифт:
— Без поручения его нельзя оставлять,— рассудила классная.— Что у нас там по плану, Оля?
— Турпоход и подготовка к фестивалю искусств...
— За что ты хочешь отвечать?— взяла классная Колюню за плечи и внимательно-внимательно посмотрела ему в глаза.— За турпоход или за подготовку?
Колюня откровенно спросил:
— А ни за что нельзя?..
— Нельзя,— так же откровенно сказала она ему.— За что-то все же надо отвечать.
— Т-тогда за подготовку.
— Это потому что до фестиваля еще далеко?
— Точно! — поразился он тому,
Она и на уроке не оставила его своим вниманием: вызвала отвечать. И Колюня точно ждал этого, вышел из-за парты и рысью устремился к доске. Весьма средний ученик по физике, он на этот раз блеснул. Привлек дополнительный материал, рассказал о гипотезе одного ученого...
— Садись,— сказала ему классная, и даже задним партам было видно, какую твердую, во всю клетку крупную пятерку она выводит в журнале.— Что ты умница и мог бы учиться у меня только на отлично, я это всегда знала...
Колюня пошел на место, как триумфатор. Перед ним катилась-раскатывалась красная ковровая дорожка. Тысячи рук тянулись к нему с цветами и тетрадями для автографов, а он шел и ни на кого не глядел, разве что Эмме Гречкосей показал язык. Но вот он подошел к своей парте. И разом исчезли улыбающиеся, восхищенные лица, цветы, дорожка. На парте лежал синий неиспользованный билет в кино, столбик мелочи и записка из двух слов: «Полный расчет».
Твердый от чересчур прилежной позы затылок Валерия Коробкина говорил сам за себя...
В турпоход Колюня решил не ходить. Дело это добровольное, каждый проводит воскресенье, как он хочет, и неучастие в походе не сможет записать ему Самохвалова как отказ от поручения.
В турпоход вместе со своим классом Колюня не хотел идти из-за Коробкина. Совсем обнаглел, паря. От Малышевой не отстает ни на шаг. Носит ее портфель, помогает надевать пальто, угощает конфетами, мороженым... И больше никого близко не подпускает... Типичный собственник. Не понимает бедняга, что живет в двадцатом веке и своим поведением смешит умных людей...
Колюня, Колюня...
Утром в воскресенье он открыл глаза — намечался славный денек. Солнце било в окно так, что стекла чуть слышно звенели; воробьи, расселившиеся в «китайской стене», расчирикались во всю мочь. Колюня подкинул ногами одеяло, быстро оделся, затолкал в рюкзак все, что надо, взял фотоаппарат, сорвал со стены гитару и побежал к месту сбора...
Они прошли по намеченному маршруту без особых приключений, если не считать, что Эмма Гречкосей провалилась в болото. На ее вытаскивание и переодевание ушло несколько минут. Классная, заядлая туристка, стояла, ждала и недовольно поглядывала на часы. Колюня достал для Эммы шерстяные носки. Гречкосей уперлась, не хотела от него принимать никакой помощи. «Да? — пригрозил ей Колюня.— Тогда весь день травить буду...»
Они пришли на берег лесного озера. У всех так и пооткрывались рты при виде его красоты. Круглая чаша воды, чистой, темной, до весны погруженной в сон. Ни души, ни ветерка, ни всплеска. На краях чаши тесно толпились мощные дубы и березы
— М-меняю квартиру в Москве вон на тот шалаш!..— первым нарушил тишину Рублев. И начал щелкать затвором фотоаппарата...
Но любоваться красотами природы стоя уже ни у кого не было сил. Свалили рюкзаки на землю и тут же безгласными трупами попадали на них...
Правда, скоро кто-то простонал:
— А есть-то как хочется!
— Ага! — живо согласились с ним остальные.
— Мальчики собирают дрова, разводят костер, чистят картошку,— распорядилась классная.— А я и девочки немного поспим.
За что она и нравилась классу — не по летам была наивна.
Мальчики ничего не слышали. Встали одна за другой девочки. Мальчики, чтоб нечего не видеть, закрыли глаза. Совесть заговорила только в одном... В Рублеве! Встал, разделся до пояса и в порядке разминки замахал костлявыми руками, да так быстро, что чуть не взлетел над озером.
Он вытаскивал из лесу коряги, и весом и размером намного превосходившие ого.
— Подожди!— испугалась за его жизнь Оля Самохвалова, когда он схватился за комель здоровенной, поваленной ветром березы.— Давай вместе понесем!
— Отойди, а то зашибу! — как добрый молодец, закричал он и поволок березу один.
На мальчиков трудовые подвиги Колюни действовали раздражающе.
— Внимание, внимание! — лежа изображали репортеров известные лентяи и завистники Мишулин и Боровский.— Говорит и показывает телестудия восьмого «А»! Небывалый производственный подъем охватил дохлятину Рублева! Товарищи решили не отставать от него...
Товарищи, не вставая, с гримасами крайнего напряжения сил передавали по цепочке тоненький прутик лозы — их общий вклад в костер. Кто-то неосторожно передал его в руки классной. Та встала и с выразительным свистом рассекла им воздух. Мальчики повскакивали.
Вскоре дров было достаточно. Но Колюня не мог остановиться.
— Чего встал на дороге?! — двинул он корягой в спину Коробкина, который, смеясь и размахивая руками, что-то рассказывал Малышевой,
Удар в спину Валерию не понравился.
— Врачу давно показывался? — рванулся он к Колюне, но был остановлен Малышевой.
В завершение своих подвигов Колюня с распростертыми руками упал вниз лицом на густой ковер усыхающих пахучих трав. Он даже вцепился в них, чтобы нe умереть от усталости и не улететь в царство небесное. Мимо него и даже через него ходили, кто-то проверял его пульс. Он ни на что не обращал внимания, глупо улыбался в траву и слушал ее нашептывания...
Перед раздачей пищи классная восславила Рублева и потребовала, чтобы ему было выдано по две порции как первого, так и второго блюда, а в зеленом чае вообще не ограничивать. Исполняя ее волю, Самохвалова несколько даже перестаралась. И опять Колюня всех удивил. Сам еще не наелся, а уже пошел по кругу с миской каши и кормил всех алчных и ненасытных. И, верный себе, кое-кого оставил с напрасно разинутым ртом.