Из-за девчонки (сборник)
Шрифт:
Умом Игорь понимал, что с таким багажом Соня никак не могла блистать в сказочной школе своего детства, а значит, все рассказы Натальи Витальевны на этот счет были, мягко говоря, „мультипликацией“, цветными движущимися и озвученными картинками к вымышленной истории. Но ему чудились неразбуженные возможности и в Сонином незнании. „Кто знает, – думал он, – быть может, за этим скрывается какое-то высшее понимание. В конце концов, сам Эйнштейн в молодости упорно не понимал элементарных вещей“.
Соня и мама ее были убеждены, что Игорь им верит, как верил добряк дядя Жора, для которого все эти истории, собственно, и рассказывались.
Геометрию Игорь любил, рассказывал он толково, сам увлекся при этом, а когда вдохновение улеглось, увидел, что Соня смотрит на него с улыбкой.
– Ты будешь неплохим администратором, – неожиданно сказала она.
Игорь был задет.
– Я вижу, ты сегодня не в форме, – хмуро ответил он.
– Нет, ученым ты не будешь, – не унималась Соня. – Для ученого ты слишком хорошо все понимаешь.
– А что же, ученый не должен понимать?
– Должен – не то слово, – возразила она. – Ученый хочет понимать, если он не ловкач. А ты и так понимаешь.
Наступило молчание.
– Ну не сердись, – проговорила она, видя, что Игорь изменился в лице. – Я все запомнила, что ты рассказал. Иди домой, я сегодня злая.
– Нет, – сказал Игорь. – Не уйду, пока не убеждусь… не убежусь…
Соня засмеялась.
– Ну, ну! – подзадорила она.
– Пока не приду к убеждению, – сердито закончил Игорь, – что ты готова.
– Ой ка-кой обя-за-тель-ны-ый, ка-кой пра-вильны-ый! – нараспев сказала Соня.
– Что ж тут плохого? – спросил Игорь.
Соня пожала плечами.
– Не пойму, что ты за человек, – отвернувшись, буркнул Игорь.
– Глупый вопрос, – быстро ответила Соня. – Для себя я одна, для тебя – другая, для Мартышкина – третья, для мамы – четвертая. И так далее. И все, в том числе и я, видят меня так, как считают нужным.
Игорь заинтересовался.
– Ишь ты, релятивистка! – возразил он, медленно поворачиваясь. – Есть объективная истина…
– Где, в личном деле? Учителя тоже смотрят, как им удобнее, – ага, это такая. Оказалось, нет. Ну, тогда – такая. Всем от меня что-то нужно, и оценивают меня в зависимости от того, как я справляюсь.
– Наверно, твой племянник Иван знает, какая ты есть, – сказал Игорь с улыбкой. – Ему-то от тебя ничего не нужно.
– Ошибаешься, – парировала Соня. – Спроси его: „Кто ты, Иван?“ – и он тебе ответит:
„Я генерал“. Ему очень нужно, чтобы я в
– Но если собрать все эти данные вместе…
– И начертить график… – перебила его Соня. – Попробуй собери. Тебе, например, нужно, чтобы я поступила в какой-нибудь Институт стали и сплавов, окончила его и стала бы для тебя фирменной женой. Если же я буду торговать в чулочном ларьке… Видишь, уже не нравится. Еще тебе хотелось бы, чтобы я была на год моложе, – втайне тебя это тяготит. И не красней, пожалуйста, я и так знаю. А вот Мартышкину наплевать на мой возраст и даже на то, где и чем я буду торговать. Ему нужно, чтобы я была ему хорошей падчерицей. Слово-то какое, как грязное полотенце, – „падчерица“… А я совсем не хочу быть ничьей падчерицей: мне это не идет. И фамилия, которую он мне навязал, тоже. Осчастливил, удочерил! Видите ли, мама – это его институтская любовь, он ее ждал, ни на ком не женился. Господи, как мы хорошо жили без него в Брянске, мне никакой отец не был нужен! Не знала я отца и знать не хотела. Нет, явился со своими нуждами!..
– Мне кажется, он тебя любит, – осторожно заметил Игорь: разговор опасно приближался к запретному.
– Ах, любит – не любит, какое мне дело! – с досадой сказала Соня. – Да не меня он любит, а себя, свою загубленную молодость. В таком же смысле и Муза Ивановна меня любит – не меня, а свои собственные школьные двойки.
Здесь Соня была отчасти права: математичка Муза Ивановна питала к ней необъяснимую симпатию и, награждая ее очередным „бананом“, так сокрушалась и горевала, как будто ставила двойку самой себе. Игорь подозревал, что Муза Ивановна мучается тем же „комплексом Эйнштейна“, но, оказывается, у Сони было наготове совсем иное объяснение.
– Ты хочешь спросить: „А я?“ – безжалостно продолжала Соня, хотя Игорь ни о чем ее не собирался спрашивать. – Тебе, Игорек, не хватает собственных ошибок, тебе тоскливо без ошибок жить. Я для тебя находка. И шел бы ты лучше домой. А то завтра скажет твой заграничный братец: „Что это у Игорька моего такой бледный вид?“ – „А это Софья Георгиевна Мартышкина его доконала“.
Игорь встал: на сегодня с него и в самом деле было достаточно.
– Да, ты точно не в форме, – сказал он. – Пойду.
– Вот и правильно, – ответила Соня и тоже встала.
– Но на будущее, – глядя в сторону, проговорил Игорь, – не трогала бы ты лучше моего брата.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Соня и поцеловала Игоря в щеку. – Спокойной ночи. Я махну тебе в окошко рукой.
Помедлив, Игорь повернулся и вышел в большую комнату.
Дядя Жора по-прежнему сидел за столом в майке и делал вид, что читает газету. У него были печальные, совсем собачьи глаза.
– Ну, позанимались? – тихо спросил он. Слышимость в квартире была идеальная.
– Да, позанимались, – ответил Игорь. – Всего хорошего.
И вышел на площадку.
На лестнице Игорь помедлил, затем стал неторопливо спускаться. Таков был их ежевечерний ритуал прощания, и изменять ему сегодня, несмотря ни на что, не было причины. В конце концов, он знал, на что шел: Соня не обманывала его и не обнадеживала. Все, что она сказала сегодня, она могла сказать и вчера, и позавчера, да, собственно, и не раз говорила.
Снег на улице шумно таял: вдоль тротуаров бежали коричневые ручьи. Было так тепло, как будто сквозь коричневое небо светили невидимые солнечные лучи.