Из записных книжек 1925-1937 гг.
Шрифт:
Яшка Ахрон, герой романа.
«Двенадцать часиков пробило,Вся публичка домой пошла.Зачем тебя я полюбила,Чего хорошего нашла?»По улице шли братья Тур [81] , чистенькие, прилизанные, похожие на тель-авивских журналистов.
У баронессы Гаубиц большая грудь, находящаяся в полужидком состоянии.
Все
81
Имеются в виду советские драматурги Леонид Давыдович Тубельский (1905–1961) и Петр Львович Рыжей (1908–1978), с 1923 г. выступавшие под псевдонимом Братья Тур.
Бесконечные коридоры новой редакции. Не слышно шума боевого, нет суеты. Честное слово, самая обыкновенная суета в редакции лучше этого мертвящего спокойствия. Аппарат громадный, торопиться, следовательно, незачем, и так не хватает работы. И вот все потихоньку привыкли к безделью.
На таких бы сотрудников набрасываться. Пишите побольше, почему не пишете? Так нет же. Держат равнение. Лениво приглашают. Делают вид, что даже не особенно нуждаются.
Начинается безумие. При каждом кабинете уборная и умывальник. Это неплохо. Но есть еще ванная комната и, кажется, какая-то закусочная.
Если это записная книжка, то следовало бы писать подробнее и ставить числа. А если это только «ума холодных наблюдений», тогда, конечно… Начал я записывать в Остафьеве, потом делал записки в Кореизе, теперь в Малаховке.
Тоня, девушка, которая очень скучала в Нью-Йорке, потому что ее «не охватили». Она сама это сказала. «Неохват» выразился в том, что танцам она не обучается и английскому языку тоже. И вообще редко выходит на улицу. У нее ребенок.
Полынский. Братья Ковалики. Сестры Рабинович. И просто какой-то Набобов….
Всегда приятно читать перечисление запасов. Запасы какой-нибудь экспедиции. Поэтому так захватывает путешествие Стенли в поисках Ливингстона. Там без конца перечисляются предметы, взятые Стенли с собой для обмена на продовольствие.
Я ехал в международном вагоне. Ну, и очень приятно! Он подошел ко мне и извиняющимся голосом сказал, что едет в мягком, потому что не достал билета в международный. Эта сволочь считает, что если едет в мягком вагоне, то я не буду его уважать, что ли?
Название для романа, повести: «Ухо». «Палки». «Подоконник». «Форточка».
«Форточка», роман в трех частях с эпилогом.
В этой редакции очень много ванн и уборных. Но я ведь прихожу туда не купаться…. а работать. Между тем работать там уже нельзя.
«Блин», повесть.
Это постоянное состояние экзальтации уже нельзя переносить. Я тоже любил его, но мне никто не поверит, я не умею громко
Большинство наших авторов страдают наклонностью к утомительной для читателя наблюдательности. Кастрюля, на дне которой катались яйца. Ненужно и привлекает внимание к тому, что внимания не должно вызывать. Я уже жду чего-то от этой безвинной кастрюли, но ничего, конечно, не происходит. И это мешает мне читать, отвлекает меня от главного.
Вечерняя газета писала о затмении солнца с такой гордостью, будто это она сама его устроила.
Шахматы, затмение, запрещение абортов – не слишком ли много переживаний?
Большинство наших авторов страдают наклонностью к утомительной для читателя наблюдательности. Кастрюля, на дне которой катались яйца. Ненужно и привлекает внимание к тому, что внимания не должно вызывать. Я уже жду чего-то от этой безвинной кастрюли, но ничего, конечно, не происходит. И это мешает мне читать, отвлекает меня от главного.
«Кто Багрицкого хоронит,Кто сухой паек несет».Вечерняя газета писала о затмении солнца с такой гордостью, будто это она сама его устроила.
Сан-Диэго в Калифорнии, где матросы ведут под ручку своих девочек, торжественные и молчаливые.
Список замученных опечаток.
Раздался хруст – упал линкруст.
Художники ходят по главкам, навязывают заказы. «Опыт предыдущих лет… Голландская живопись… По инициативе товарища Беленького…» Деньги дают легко. Главконсерв. Табаксырье. Главчай… Деньги дали из фонда поощрения изобретений.
Композиторы уже ничего не делали, только писали друг на друга доносы на нотной бумаге.
Истощенные беспорядочными половыми сношениями и абортами, смогут ли они что-нибудь написать?
Веселые паралитики.
Пойдем в немецкий город Бремен и сделаемся там уличными музыкантами.
В одной комнате собрались сумбурники, какафонисты, бракоделы и пачкуны.
На съезд животноводов приехал восьмидесятилетний пастух из Азербайджана. Он вышел на кафедру, посмотрел вокруг и сказал: «Это какой-то дивный сон».
Встретил коварного старичка в золотых очках.
Позавчера ел тельное. Странное блюдо! Тельное. Съел тельное, надел исподнее и поехал в ночное. Идиллия.
Лондонское радио: «Жизнь короля Георга Пятого медленно движется к своему концу».
Архитектурная прогулка: вестибюль гостиницы «Москва», магазин ТЭЖЭ в том же доме и здание тяговой подстанции метро на Никитской улице – вдохновенное создание архитектора Фридмана.
Полное медицинское счастье. Дом отдыха милиционеров. По вечерам они грустно чистили сапоги все вместе или с перепугу бешено стреляли в воздух.