Из жизни Дмитрия Сулина
Шрифт:
— У него кожзаменитель, а это чистая кожа…
Она врала, но Дмитрий не произносил ни слова. Он считал, что летчик сам поймет, где кожа, а где заменитель.
Летчик, поколебавшись, купил сапоги у тетки. Трижды пересчитав деньги, она спрятала их и ушла, не взглянув на побежденного конкурента. Обида захлестнула Сулина.
«Карга, сволочь, — мысленно клеймил он тетку. — Что делают деньги с человеком! Ведьма!»
К Дмитрию подошла женщина. Спросила размер. Стала мерить. Сапоги были ей как раз, чувствовалось,
— Сколько? — спросила покупательница.
— Сто семьдесят, — не моргнув, ответил Сулин и замер в ожидании реакции.
— Дороговато хотите, — женщина покачала головой. — Отдадите за сто сорок?
Дмитрий был разочарован. Он уже не помнил, что куплены были сапоги всего за девяносто пять рублей. У него было такое чувство, что его хотят надуть или обсчитать. Ну уж нет, дешевить он не намерен!
— Сто семьдесят, — твердо сказал Сулин. — Торговаться не собираюсь!
Женщина пошла дальше. Некоторое время он с сожалением следил за ней, затем потерял из виду.
«Пусть идет, — обиженно думал Дмитрий. — Пусть поищет такие сапожки!»
В толпе вдруг промелькнуло знакомое лицо. Сулин быстро отвернулся, напуганный видением. Ему показалось, что это был кто-то из сослуживцев. Встречаться с коллегами ему не хотелось, он боялся понимающих улыбок и неприятных слухов на работе.
Но никто не подходил к Дмитрию, и он успокоился, решив, что ему померещилось.
Сулин ошибся. Он понял это минут через десять, когда перед ним вдруг возникла сутулая фигура инженера Гунева. Гунев работал в другом отделе, знал его Сулин плохо, но при встречах здоровался.
Кивнув Дмитрию, он уставился на сапоги и бесстрастно спросил: «Торгуем?»
— Да вот… — ответил Сулин, растерянно улыбаясь.
«Пропал», — с тоской подумал он.
Пауза затянулась.
И тогда Дмитрий начал объяснять, как он очутился на толчке. Он говорил быстро, словно боясь, что Гунев ему не поверит.
— Сколько просишь? — перебил его Гунев.
— Как сколько?! — почти искренне удивился Сулин. — Купил за девяносто пять и продаю за девяносто пять.
Это был прекрасный ответ честного человека. Репутация была спасена, и Дмитрий ожил. Захотелось шутить и хлопать Гунева по плечу.
Гунев молча щупал сапоги, провел ногтем по ранту, постучал по подошве, подумал и сказал:
— А я как раз сапоги ищу, жене. — Он вздохнул и добавил: — Твои, конечно, не самые лучшие, но моей старухе сойдут…
Он отсчитал девяносто пять рублей и протянул их Дмитрию. Остолбеневший Сулин взял деньги, подержал их в руке, не зная, что с ними делать, потом сунул в карман пальто.
— Вытащат, — сказал Гунев.
— Не вытащат, — машинально ответил Дмитрий, провожая глазами сапоги, которые Гунев аккуратно укладывал в свой портфель.
— Ты все-таки пересчитай, — посоветовал Гунев, — потом претензию не приму.
— Я тебе верю, — пробормотал
Они помолчали.
— Обмыть надо бы, — нерешительно произнес Гунев. — Чтоб долго носились…
Дмитрий покорно кивнул, и они направились к выходу. У Сулина было ощущение, что он только что потерял шестьдесят рублей.
«Надо радоваться, что спас репутацию», — убеждал он себя. Но радости не получалось.
Была обида на Гунева и горечь.
Только потом, когда они выпили в «Гастрономе», за толчком, по стакану плохого вина и проглотили по шашлыку, когда сели в такси, захмелев от вина и тепла, тогда только успокоился Сулин.
— А знаешь, — тихо говорил он, наваливаясь на Гунева, — я рад, что продал сапоги именно тебе.
— Хорошо у нас с тобой вышло, — кивал Гунев, — по-человечески…
И они умолкали, испытывая друг к другу добрые чувства.
Жене Сулин сказал, что сапоги проданы за сто пятьдесят пять. Недостающие шестьдесят рублей он занял у Гунева.
Командировка
Сулин шел по перрону. Полированная голова его начальника Камодова плыла впереди, отражая небо и призыв к страхованию. Проводник, измученный «Вермутом», почему-то отдал им честь, и они зашли в вагон. В купе сидела бабушка, терзаемая любопытством. По-беличьи щелкая кедровые орехи, она оценивала попутчиков.
— До конца? — спросила бабушка ласково.
— До конца, — подтвердил Сулин.
— Стало быть, вместе! — обрадовалась старушка.
Павел Тимофеевич, не поддержав разговор, читал о лихорадке на валютных биржах. Сулин молчал, поглядывая в окно. По перрону бегали пассажиры, волоча детей и чемоданы. У панно с изображением обезглавленных атлетов, перебегающих пути, продавали пирожки. Люди ели пирожки, разглядывая курчавые головы атлетов, лежавшие на рельсах под надписью «Сэкономишь минуту — потеряешь жизнь». Человек в красной фуражке поднял жезл, поезд тронулся.
— Интересная ситуация складывается в Португалии, — сказал Камодов и вышел в коридор.
Сулин расстелил постели себе и шефу, узнал, когда будет чай, выслушал бабушкины мысли о падении нравов и забрался на верхнюю полку.
Вечер приступал к исполнению обязанностей. В сумерках мелькали домики, похожие на декорации. В желтом свете их окон отпечатывались немые сцены: мужчина, с удивлением заглядывающий в кастрюлю; семья, застывшая у телевизора; старик, неподвижно сидящий под огромными рогами. По мокрым дорогам шлялась осень. Но душа Сулина парила на крыльях приятных мыслей. Он очень хотел поехать в командировку с шефом, но шансы его были ничтожны до последнего момента. А потом вдруг удача: слег с инфлюэнцей Деев, крупно ошибся Гаранин, запутался в семейной жизни Косов, и поехал он, Сулин. Ему завидовали, предсказывая карьеру. Десять дней тет-а-тет с начальством…