Из жизни начальника разведки

Шебаршин Леонид Владимирович

Помощник председателя КГБ Никонов — прелюбопытная фигура. В отличие от советника председателя господина Калугина, он практически неизвестен публике. Вячеслав Алексеевич Никонов молод, презентабелен, гибок и вежлив. На работу в КГБ, к Бакатину, пошел волонтером. Он доктор наук, с хорошей родословной — внук Вячеслава Михайловича Молотова, несомненно превосходит своего шефа в интеллектуальном отношении и, говорят понимающие люди, является генератором его идей.

Интересно. У каждого нашего политического деятеля есть альтернативный мозг. Тот, который покоится в голове на плечах, отвечает как бы за улыбки, за вежливые протокольные фразы. Другой скрывается в головах толковых помощников. Именно в нем зарождаются и разрабатываются

концепции, продумываются ответы на мировые вопросы. У Шеварднадзе такой альтернативный мозг принадлежит умнику Мамаладзе-Степанову, у Горбачева — Яковлеву и Шахназарову, у Бакатина — Никонову. Мозги в нашей стране ценят!

Беседа тем временем течет своим чередом. Господин Бакатин полностью разделяет взгляды господина Бейкера. Бейкер спокоен и вежлив, Бакатин растроган и угодлив. Мне кажется, что сегодня он долго не сможет уснуть и будет вспоминать вновь и вновь историческую беседу, глубокомысленные замечания господина Бейкера и свои находчивые слова.

Россию продают на моих глазах, с Ельциным или без Ельцина, но продают мое Отечество. Горбачев и его команда стремительно идут ко дну. Их единственная надежда на то, что американцы и главы новых государств, в одночасье возникших на теле Советского Союза, не позволят России отстоять свои исторические права. Они готовы заплатить любую цену, лишь бы их оставили в Кремле. Нет, я за Россию, я за Ельцина, если он даст хотя бы малейший шанс на сохранение нашей независимости. По крайней мере, у него есть воля…

Единственная роскошь, которую может позволить себе нищая и разоренная страна, — это, пользуясь словами Экзюпери, роскошь человеческого общения. Угодливость Бакатина на фоне спокойной, уверенной в себе вежливости Бейкера придает этой общечеловеческой ценности противный, кисловатый привкус.

Я не могу относиться к Бакатину с уважением или даже с пониманием. Он один из той когорты, которая вела нас по дороге к коммунизму и жестоко наказывала уклоняющихся. Я не могу верить этому человеку.

Визитеры уехали. «Татра» нетерпеливо урчит в каменном колодце комитетского здания, рвется на волю.

За рулем Анатолий Михайлович Лысый, не столько шофер, сколько спутник жизни — складный, тактичный, умный. Машина его не просто слушается, но, кажется мне, любит. Можно задремать, и ни один толчок тебя не разбудит до Ясенева, не задержит ни один светофор, хотя едем мы без сирены и прочих спецсигналов, украшающих начальственные будни.

Я задремать не могу. Я возбужден, меня одолевают угрюмые осенние мысли.

Впереди у Комитета государственной безопасности и его сотрудников тяжелые времена. Канва возможных событий была намечена два-три года назад в Восточной Европе. У нас они могут развертываться быстрее или медленнее, неизбежно русское своеобразие, но особых загадок в будущем не видно. Тысячи людей (почему нас так много?) будут выталкиваться в положение париев, уже начались поиски преступников, а, в отличие от поисков истины и справедливости, они всегда увенчиваются успехом Кому-то удастся пристроиться при прежней профессии, но уже под новыми вывесками, кто-то уйдет в бизнес, кто-то — в культуру и т. п. Обычная человеческая жатва смутных времен, и можно только уповать на то, что она не будет слишком обильной. Надежда на это есть. Механизм еще не набрал обороты, и его можно некоторым усилием остановить. Мне хочется сказать коллегам, которые занимаются расследованиями: «Не усердствуйте! Делайте свое дело, но не слишком рьяно, не раскручивайте маховик! Все, что было у нас раньше, — это результат не только злой воли верхов, но и усердия низов». Не говорю этого, так как присутствует еще и презумпция своекорыстия и страха за собственную шкуру

А можно ли верить Горбачеву, Ельцину, Бакатину? Где, когда и кто вновь предаст нас, служивых людей?

Скептический внутренний голос перебивает эти размышления: «Угомонись, старик!

Ну что ты так разошелся? Не наплевать ли тебе, кто тобой командует? Были одни «фигуры», на смену им приходят другие. Деньги тебе платят — и ладно. Подумаешь, нашелся носитель мировой справедливости! Достоевский из Марьиной рощи! Брежневу ты мог служить, а Горбачеву с Бакатиным не можешь? Поумнел или стал слишком много о себе думать? Работай, помалкивай, делай вид, что начальство тебе нравится. Достукаешься, вылетишь без пенсии. Ведь у тебя ни родового поместья, ни счета в банке нет Чем жить-то будешь?» — «Заткнись, сволочь! Тебе бы только была жратва, да машина, да дача, да чтобы тебя не трогали! Совесть-то у меня есть? Предел унижению есть? Да, я солдат разбитой, отступающей армии, но я не позволю, чтобы меня съела вошь!»

Спор бесконечен, извечный спор Дон-Кихота и Санчо Пансы. Его не решит логика. Где-то невидимая рука взметнет ввысь со звоном старинный пятак: орел или решка? Случай предрешит твой выбор…

С кольцевой дороги великолепно виден весь комплекс Первого главного управления. Огромное поле, окаймленное осенним лесом, над лесом вздымается раскрытой книгой белый небоскреб, еще одно здание, тоже белое, но пониже, выглядывает из-за березовых вершин последний этаж длинного серовато-синего сооружения. Разведка перебралась в Ясенево весной 1972 года. Тогда не было небоскребов, и в целях конспирации основное здание было построено в шесть этажей, дабы его нельзя было увидеть с дороги. Архитекторы просчитались, лес не прикрывал штаб-квартиру разведки, и уже летом того же года фотографии нового здания ПГУ появились в западных журналах. Тем не менее конспирация соблюдалась жестко. Для того чтобы умерить любопытство окрестных жителей, а их с годами стало появляться все больше, был пущен слух, что на объекте ведутся опасные для жизни работы и лучше к нему не приближаться.

Вновь на своем месте. Рабочий день продолжается, на столе ждут бумаги, в эти дни их стало совсем не много. Отвечаю на звонки из отделов. Все рутинные мелкие дела. Часть из них действительно требует внимания начальника разведки, другие ему можно было бы и не докладывать.

Чувствую, что руководителям управлений и отделов иногда просто хочется показать, что они есть, работают и не теряют бодрости духа.

Мы переживаем серьезный момент. Именно в эти дни определяется судьба КГБ и разведки. Совершенно очевидно, что комитет не может быть сохранен в прежнем виде. Его демонтаж уже идет. Выделяются в отдельное ведомство службы шифрования, дешифрования и правительственной связи, получают самостоятельность пограничники, войска КГБ возвращаются Министерству обороны. Честно говоря, КГБ мне не жалко. Вобрав в себя немыслимое число подразделений, продолжая разбухать, как тесто, судорожно цепляясь за случайные задания, комитет утратил эффективность. Это закономерно: когда расползалась власть, неизбежно хирели ее органы. Судьба комитета не кажется предрешенной. Если общество будет действительно развиваться по демократическому пути, прежняя система госбезопасности окажется дорогостоящим анахронизмом и будет медленно и мучительно отмирать. Если же очередная попытка демократизировать Россию завершится по нашей исторической традиции диктатурой, разорванные части структуры госбезопасности в мгновение ока сольются в единый организм. Это будет гораздо проще, чем создавать госбезопасность на пустом месте, как это было в 17-м году.

Реформирование КГБ идет полным ходом, перетряхивается верхний кадровый эшелон, появляются начальники с демократическими наклонностями. Это привычно: совсем недавно свои лучшие кадры направляла на укрепление органов КПСС. Сейчас то же самое делают победившие политические силы. Преимущество отдается тем, кто сумел зафиксировать свое присутствие у Белого дома 19–21 августа. Кое-кто успел сделать это в последнюю минуту, в середине дня 21-го. Все равно считается!