Из жизни непродажных
Шрифт:
Хоть и мало было известно об обстоятельствах похищения, Камневых продержали в отделении не меньше трех часов. Пришлось перечислить всех знакомых, ответить на кучу разных - на их взгляд, нелепых - вопросов, написать заявление… Примиряло со всей этой процедурой одно: и капитан, и все, кто был в этом кабинете, были искренне озабочены случившимся. Напоследок капитан, которого звали Эдуард Петрович Васильев, сказал:
– На моей памяти в нашем городе детей не крали. Но сейчас обстановка в стране в этом плане сложная. Хорошо, если похитители позвонят вам в ближайшее
«Хорошо, если позвонят». За этой фразой стоял черный бездонный ужас.
– Скорее, скорее!
– торопила Лана Олега и Платона. До дома от отделения было рукой подать, но - вдруг именно в эту минуту похитители звонят на их домашний телефон?
Вот наконец поворот - и их дом. Скорее, скорее… Лифт невыносимо медленно дополз до их этажа. Лана первой шагнула в открывшуюся дверь - и замерла, вглядываясь во что-то, лежавшее у двери их квартиры. Глаза, как назло, застилала какая-то пелена, а ноги, словно чужие, не хотели сделать три шага до маленькой фигурки в Тимкиной синей курточке…
Кто-то резко оттолкнул ее в сторону. Мимо пронесся Олег, присел, заслонив собой того, кто лежал - и обернулся, облегченно улыбаясь:
– Спит, просто спит, - прошептал он.
Лана не помнила, как оказалась рядом с Олегом, который уже держал Тимку на руках. Она быстро ощупала сына - жив! Цел!
– Боже, спасибо тебе!… Пойдемте скорее в дом! Почему он не просыпается?!
В это время пискнул сотовый Олега: пришло сообщение.
– Лан, посмотри, что там.
Она вытащила из кармана его куртки телефон, откинула крышку: «Это только предупреждение! Хотите, чтобы вас оставили в покое - звоните завтра в 14.30 (дальше шел номер телефона). В милицию больше не обращайтесь, во избежание больших неприятностей».
– Что происходит, пап?
– тревожно спросил Платон.
– Если бы я знал, - ответил отец сквозь стиснутые зубы.
Какое блаженство! Он избавился, навсегда избавился от своей тетушки-мучительницы! От этой мерзкой твари с удушливыми духами! Ах, как хорошо! Жаль только, она недолго мучилась… Но ужас в глазах, которых он так всегда боялся, ужас перед ним - перед ним!… Ах, какое блаженство!
Теперь он может делать все, что захочет. Он - свободен.
Теперь он будет жить.
Только комп почистить - и все!
Тимка проснулся, но глаза не открывал, лежал тихо-тихо, принюхивался… Точно-точно, пахнет домом! А не машиной и этой теткой! Тимка чуть-чуть разлепил веки и сквозь пушистые светлые ресницы увидел… Платошу!
– Тош, мы где?
– прошептал он, все еще не открывая глаз полностью.
– Дома, Тимыч, дома. Все хорошо, не бойся!
Теперь все и вправду стало хорошо: Тимка не только дома, но и очнулся от своего неестественного,
– А мама и папа?
– Мы здесь, Тимоша, - услышал он мамин голос и окончательно поверил, что он дома.
– Ура! Вы здесь!
– Тимка резко сел и, побледнев, снова упал на подушку.
– Ой, все кружится…
– Ты лежи, лежи, я тебе сейчас молочка принесу.
– Лана погладила его по волосам и быстро ушла на кухню.
– Когда лежишь, легче?
– Олег присел к нему на постель. Тимка слабо кивнул.
– Чем же тебя вчера угостили?
Тимка зажмурился, плечики его поползли вверх, сжимаясь.
– Пап, - виновато зашептал он, приоткрыв один глаз, - я просто уж-жасно хотел пить! А у тети только кока-кола была… Па-ап? У меня что… у меня уже… печенка растворилась?!
– И синие глаза налились слезами по самые краешки.
– Кока-колу? Бэ-э!
– Платон скривился, словно его затошнило. Олег наклонил голову, чтобы скрыть непедагогичную усмешку. Когда Тошка был маленьким, все эти! колы, фанты и спрайты вдруг заполонили ларьки и прилавки магазинов. Тошке они очень нравились. И однажды на дне рождения дружка, отец которого как раз и держал ларек, он так упился всеми этими заграничными газировками, что и теперь не может слышать даже их названий. А Олег с Ланой, наученные горьким опытом старшего сына, младшему с младых ногтей внушили, что все эти напитки - яд.
– Сколько ты выпил?
– деловито спросил Платон.
Тимка с надеждой посмотрел на старшего брата - в этих вопросах он считал Платона экспертом.
– Я… ну вот такая бутылочка была, ма-аленькая… А я отпил половинку…
– Ну-у… - тоном признанного авторитета протянул Платон.
– Печенка, может, еще и цела, ты же не цыпленок… Но организму вред все же нанесен. Да, пап?
Тимка тут же перевел горящий надеждой взор на отца. Тот утвердительно кивнул. Платон тоже посмотрел на отца и снова заговорил:
– Голова, говоришь, кружится? И тошнит, наверное?
Тимка, начиная потихоньку плакать, опять кивнул.
– А не ушел бы от меня без спросу, не пил бы у незнакомой тети ядовитую колу - и все было бы нормально…
– Я больше не буду!
– прорыдал Тимка, глядя то на отца, то на брата отчаянно правдивыми глазами.
– Никогда-никогда!
– Почему слезы?
– испугалась Лана, которая вошла в детскую со стаканом теплого молока.
– Ничего страшного, мам, - успокоил ее Платон.
– Покаяние блудного сына и брата.
– А-а, осознал, как плохо слушаться чужих!
– моментально включилась Лана в воспитательный процесс.
– А теперь пей молоко, это для тебя сейчас лекарство. Пей, не кривись!
– Да я пью, пью…
– Кока-кола, конечно, вкуснее, - съехидничал Платон.
Тимка сверкнул на него обиженным взглядом.
– Он теперь никогда с незнакомыми даже разговаривать не будет. Правда, Тим?
– сказала Лана.
– Ну, выпил? Давай стакан. А теперь расскажи, с кем и зачем ты вчера от Тоши ушел.