Из жизни непродажных
Шрифт:
Олег оставил Марине Карповне свой адрес и телефон, пригласил приезжать в гости, с сожалением распрощался и наконец пошел к дому Семена. Тот ждал его у калитки, уцепившись за перекошенные досочки не слишком чистыми руками, нервно облизываясь и помаргивая слезящимися глазками.
Олег вручил ему бутылку и спросил, как добраться до фермы.
– Дык а… говорить будем?
– Прокудин показал глазами на бутылку, которую бережно и нежно прижимал к груди.
– Да что говорить… Вы обо всем написали. Теперь послушаю другую
– А-а!… Дык поздно уже ехать. Ты переночуй у меня, а утром туда за молоком машина поедет.
Олег представил себе, как будет спать в вонючей избенке, и пожалел, что не напросился на ночлег к Марине Карповне.
– Где у вас местная администрация… то есть контора или правление?
– Дык прямо иди, в конце улицы контора будет. Только там один сторож щас… Может, проводить? Я могу, что ж…
– Нет уж, я лучше сам, - не очень вежливо отказался Олег, торопливо попрощался, повернулся и зашагал прочь.
Кое-как продремав на лавке в предбаннике конторы, куда пустил его сторож, Олег ранним утром на молоковозе подъехал к ферме.
Раньше ему не приходилось писать о сельском хозяйстве. И на фермах бывать тоже не приходилось. Горожанину в нескольких поколениях вид раскисших весенних дорог, коров, месящих грязь в стойлах, запахи навоза и силоса показались малопривлекательными. На территории фермы, состоящей из нескольких убогих, на взгляд Олега, строений, возились одетые в резиновые сапоги и телогрейки мужики. Он спросил одного из них, как ему найти Павла Стечкина, и тот зычно крикнул: «Паша! По твою душу!» Из ближайшего строения появился огромный парень в поношенном камуфляжном костюме, с вилами в руках.
– Ну? Чо надо?
– недовольным тоном человека, которого отвлекают от важного дела, пробасил он.
Олег шагнул к нему, представился, протягивая руку:
– Корреспондент «Новостей России» Олег Камнев. По вашу душу, как вас уже информировали.
Парень тщательно обтер свою лапищу о штаны, сжал ладонь Олега и энергично тряхнул. Олег едва сдержался, чтобы не охнуть, - силища у парня была необыкновенная.
– Из самой Москвы, чо ли?
– широко, белозубо улыбнулся «эксприятор», как называл его Прокудин.
– Жалуются на вас, приехал за правдой, - невольно улыбнулся в ответ Олег.
– Еще и в столицу затеялся жаловаться, тля зеленая!
– беззлобно ругнулся Павел.
– Слышь, москвич, ты походи тут, погляди, как мы живем, а мне телятам насыпать надо. Управлюсь - найду тебя, обустрою с дороги.
Олег выбрался со двора фермы, и его повела утоптанная тропинка. Земля одевалась первой весенней зеленью, и он с наслаждением вдыхал ее запах. Тропинка взобралась на пригорок - и внизу Олегу открылось большое круглое озеро. Полуденное солнце искрилось на воде, вытапливало последние островки льда. Олег присел на большой, выглаженный, наверное, многолетними посиделками валун…
Здесь
– Чо, москвич, нравится у нас?
– Павел хозяйским жестом с гордостью раскинул руки.
– Красота! Воздух пить можно… Я, когда это озеро увидел, сразу сказал: здесь жить будем! Ну чо, пидэмо куштуваты?
Олег с интересом поглядел на него:
– Ты кто? То «чокаешь», как сибиряк, то «хекаешь», как украинец, да еще и словечки украинские…
Павел хохотнул и произнес какую-то гортанную фразу.
– А это на каком?
– спросил Олег.
– Это на афгани. Вернее, не на афгани, а так… - Павел смущенно хмыкнул и объяснил: - У меня врожденная способность к подражанию. Как у скворца или… попугая. Где живу, там и нахватываюсь - и словечек, и акцентов. Это абсолютным музыкальным слухом называется. А вообще я русский, просто вырос на Украине, в Николаеве, - знаешь такой город? Мой батька долго там служил. Он военный летчик у меня.
– Мой тоже летчиком был. Испытателем.
Они посмотрели друг на друга с откровенной симпатией.
На видавшем виды «козлике», близнеце того, на котором Олега подвез к Прокудину словоохотливый шофер, приехали в село, прошли в бревенчатый дом, добротный, но далеко не новый.
– Хозяйка моя на ферме, так что кормить я тебя сам буду, - сказал Павел, выставляя из холодильника тарелки с нарезанным розовым салом и деревенской колбасой. Задумчиво постоял и решительно захлопнул дверцу старенького «Минска».
– Ты извини, москвич, выпивать вечером будем, лады? У меня еще дела на ферме. А пока давай, чем богаты…
Павел, достав из печи чугунок, стал разливать по глубоким тарелкам щи. У Олега, ранним утром выпившего одинокую чашку холодной водицы - кофе-то он Марине Карповне подарил!
– аж голова закружилась.
– Ух как пахнет! А я только вчера впервые увидел русскую печь. И еду из нее впервые попробовал.
Павел взглянул на него с добродушной иронией:
– Темнота столичная! Да уж, в ваших ресторанах такого никогда не приготовят. А тут Аленка еще и картошечки натомила - с сальцем, с лучком… Ты погоди, она вечером еще шанежек напечет - тогда скажешь. Что медлишь? Давай, садись.
– Павел, а где твое «чо»?
Так я с москвичом г’ва-арю, - подчеркивая твердое «г» и растягивая «а», объяснил Павел.
– Абсолютный слух, что поделаешь…
Во время обеда они почти не говорили, потом так же молча одновременно закурили, и Павел, пристально глянув на Олега, сказал:
– Спрашивай.
Олег нашел в сумке Прокудинское письмо и молча протянул его Павлу. Тот прочитал, с досадой помотал русоволосой головой.
– Зачекай хвылечку… - вернул письмо Олегу и скрылся за плотными пестрыми шторами, отделяющими кухню от «залы». Через минуту вернулся, сел, развязал тесемки потрепанной папки с надписью «Дело №».