Из золотых полей
Шрифт:
«Как тебе нравлюсь я?» Но она не произнесла этого вслух.
Нэйт встал и начал выключать газовые лампы. Механизм их выключения захватил все его внимание.
— Ложись в кровать, Нэйтен, — сказала Чесс. И быстро добавила: — Уже поздно.
Он поднял ее шелковую ночную рубашку и лег на нее. Она обняла его за шею, почувствовала код руками его теплую спину.
— Хорошо, лапушка, так и держи. Это будет недолго.
Она раздвинула ноги, чтобы он мог войти в нее.
Он вошел в ее тело, теперь он был совсем близко, так близко. Они были вместе, каждый стал частью другого.
Но все уже было кончено, и Нэйт перекатился на кровать.
«Обними меня, — хотелось крикнуть ей. — Мне так понравилось, когда ты обнял меня сегодня утром. Поцелуй меня. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Люби меня. Ведь я люблю тебя».
Она скрестила руки на груди и обняла себя. Она обладает столь многим — она рядом с ним, она миссис Ричардсон; она должна быть этим удовлетворена. И она будет этим удовлетворена. Если она станет просить большего, это только отвратит его от нее. Он потеряет к ней всякое уважение, если узнает, о чем она думает, чего хочет. Она сама себе противна.
В конце концов Чесс заснула.
Глава 9
Ездить за покупками было очень приятно. Они добавили конфеты к сверткам, предназначенным для Элвы и мисс Мэри.
— Не только дети бывают сладкоежками, — сказал Нэйт и облизнулся.
Взвешивая им пшеничную муку, бакалейщик похвастался, что муки лучше и свежее, чем у него, они не найдут нигде. Он каждую неделю ездит на мельницу, чтобы заполнить бочонки. Нэйт и Чесс с многозначительным видом переглянулись. Нэйт все еще был знаменитостью. Все хотели пожать ему руку, забросать его вопросами, рассказать ему о своих собственных успехах на поприще сельского хозяйства. Дело с покупками продвигалось медленно, тем более что владельцы магазинов непременно старались продать им самые дорогие свои товары. Некоторые даже выбегали из лавок, чтобы завлечь их к себе.
— Когда мы приедем домой, будет уже темно, — сказал Нэйт, когда они наконец двинулись в обратный путь.
— Неважно.
— Это точно — неважно. Это был такой день!..
— И такой лист!
— Да уж. — И они снова начали вспоминать аукцион.
— Я с нетерпением жду следующего, — сказала Чесс. — Я знаю, это уже будет не то, что сегодня, но все равно аукцион — это страшно интересно. И твой лист опять будет лучше, чем у всех остальных. Может быть, мистер Аллен опять поселит нас в гостинице за свой счет. Пусть даже не в люксе, ведь обычные комнаты — это тоже, наверное, неплохо.
— Ха, не тешь себя иллюзиями.
И Нэйт принялся разрушать ее воздушные замки. Склад Аллена берет с продавца четырехпроцентные комиссионные, и чтобы заплатить за люкс, ему хватило бы и половины того, что ему отдал Нэйт. Но поскольку гостиница тоже принадлежит Аллену, это обошлось ему еще дешевле. К тому же они больше не поедут в Дэнвилл.
— Остальную часть листа мы не продадим. Зачем отдавать Блэкуэллу или Дьюку или кому-то еще всю прибыль от переработки? Нет, мы все сделаем сами.
И он рассказал
А по вечерам они все шьют маленькие мешочки с затягивающимися шнурками и наполняют их размельченным табаком.
— «Они все» — это женщины?
— Конечно. Джош и Майка следят за сушкой. И еще пашут. До наступления холодов поле надо вспахать и унавозить. А потом за почву возьмутся зимние морозы.
Чесс заметила, что ее руки сами собой сжались в кулаки. Она представила себе картину: она тоже работает на «фабрике», делая все неуклюже, неумело, и мисс Мэри говорит ей об этом по сто раз на дню. Нэйтена можно не спрашивать: и так ясно, что остальные занимаются этой работой уже много лет и набили руку.
Нэйт между тем продолжал:
— Изготовление табака в кисетах — это чистая каторга. У нас в сарае пять тысяч фунтов листа, и мне каждую неделю надо брать с собой две тысячи кисетов и сбывать их, ездя по дорогам от магазина к магазину. До наступления весенней распутицы я должен объехать четыре графства.
— Значит, все это время ты будешь в разъездах? — Стало быть, ей будет еще хуже, чем она думала.
— Это моя работа. Вот откуда берется большая часть денег. Ты можешь сама подсчитать. Лимонных рубашек на свете наберется не так уж много, а за остальное можно получить в лучшем случае по четырнадцать центов за фунт. Вместо этого мы обрабатываем фунт листа, фасуем его в восемь мешочков по две унции каждый, а потом я сбываю их в магазины по три цента за штуку, а в магазинах их продают по пять центов Вот это и есть бизнес.
Он заметил ее стиснутые кулаки.
— Да не беспокойся ты так, Чесс. У тебя будет чем заняться. От малышки Джоша и Элвы хлопот полон рот.
Голос Нэйтена звучал дружелюбно, но она не могла вынести его покровительственного тона, особенно теперь, когда все ее надежды рухнули. Она не может требовать или ждать от него любви, но она имеет право на уважение. Она стукнула кулаком по колену.
— Послушай, Нэйтен. Мне надоело, что все вокруг смотрят на меня сверху вниз только потому, что до сих пор я жила на плантации, а не на маленькой табачной ферме в сорок акров, и не научилась тому, что требуется на такой ферме.
Я не какой-нибудь беспомощный и бесполезный оранжерейный цветок. Ты был в Хэрфилдсе совсем недолго, на обеде и на свадьбе, а думаешь, будто знаешь все и о плантации, и обо мне. Ты никогда не давал себе труда спросить: а что на самом деле представляет из себя Хэрфилдс и чем там занимаюсь я. Так вот, сейчас я тебе это расскажу, а ты, пожалуйста, выслушай меня внимательно.
Всей плантацией управляла я одна, а это десять тысяч акров земли и тридцать восемь семей арендаторов, и у меня отлично получалось. Хочешь знать, как я это делала? Вот этими двумя руками.