Из зоны в зону
Шрифт:
— Вот, давай еще вмажем, но на хату я не пойду. Не люблю ПО ЧУЖИМ НАКОЛКАМ ХОДИТЬ. Ты надыбал, ты и делай. У меня есть СВОЯ на примете, и я вертану один. Мне не нужны подельники. Смотри, делай свою как хочешь, я — пас. Я, наверно, отосплюсь и двину сегодня. У меня надежней.
Он поставил ближе стаканы и налил вермута.
— За вашу и за мою удачу, поехали.
Забалдев, парни стали вспоминать зону.
— Да, магазины закрыты, еще б вмазать, — сказал Черный.
Юра нагнулся, и достал из стола три бутылки пива.
Парни,
— Хорэ, надо валить, — Черный поднялся.
На улице тихо. Снег еле припорошил замерзшую землю.
— Идем брать хату, — сказал Черный.
— Ты в своем уме? Мы же пьяные, а на машине надо рулить, — возразил Коля.
— Херня, какой я пьяный, одним ударом любого вырублю.
Навстречу коренастый прохожий.
— Смотри, как щас его.
Петров приотстал, а Черный, поравнявшись с коренастым, попросил закурить. Тот оказался некурящий, и хотел пройти, но Черный задержал его за плечо и размахнулся правой. Мужчина не растерялся и с силой толкнул его. Черный стоял на припорошенной снегом ледяной дорожке и так с занесенной для удара рукой шмякнулся на лед. Коренастый нагнулся, поднял небольшую палку и стал обхаживать Черного по ногам. Он корчился от боли, но встать под ударами не мог. Коля рванул на помощь, но мужчина замахнулся палкой.
— А, сука, ну тогда тебя ножом, — Петров запустил руку в карман.
Ножа у него не было, напугать хотел.
Черный вскочил и кинулся на коренастого. Но тот оказался не из трусливых и, схватив Черного за рукав, продолжал молотить палкой. Коля заметил идущего навстречу прохожего и нападать на мужчину не стал. Прохожий приблизился, и он громко:
— Прекрати, прекрати, ишь, хулиган…
Здоровяк-прохожий нес под мышкой стекла.
— Кончайте! А то стеклом порежу! — рявкнул он.
Коренастый бить Черного прекратил, а Коля поглядел на дорогу: к ним подъезжала патрульная милицейская машина, и он рванул. Менты выскочили из обеих дверок и пустились за ним. Обогнув дом, повернул налево. Наперерез несся милиционер — он обежал дом с другой стороны. Догнав, пнул по ноге, но Коля не упал, лишь пошатнулся. Мент догнал и пнул еще. Ноги отбиты, но он, развернувшись, побежал в другую сторону, но оттуда ломился второй милиционер. Петров заметался по обледенелой земле. Он прижат к высокому сетчатому забору спортивной площадки. И рванул между ментами. Один из них хватил наперерез и толкнул в спину…
— У него есть нож, — сказал потерпевший.
Его обыскали, но ножа не нашли, и стали осматривать притоптанный снег.
— О каком ноже говоришь? — возразил Коля. — Ты бил его палкой, а я разнимал. Пусть мужчина скажет.
Свидетель поддержал:
— Когда я подходил к ним, этот парень говорил, чтоб тот бить перестал. Ножа я не видел.
— Тогда зачем побежал? — спросил потерпевший.
— Не хотел попадать в свидетели.
— В машину их, а я поищу нож, —
Скоро вернулся.
— Он куда-то зашвырнул нож.
В милиции их закрыли в переполненную камеру, и они тихо заговорили. Здесь Петров не чувствовал господствующего положения Черного. На свободе он имел над ним вес — свободу Черный знал лучше. А в камере Коля стал диктовать ему условия, почувствовав себя в знакомой обстановке. За год с лишним так и не привык к свободе, а в камере обрел себя.
Вначале Черный предлагал идиотский план, как выкрутиться. Но Петров отмел его и стал с ним груб, даже не предлагал, а приказывал, что надо говорить.
— Будешь базарить: ты попросил прикурить у мужчины, а он заместо спичек ударил тебя, ты поскользнулся и упал, а он схватил палку и дал тебе «прикурить». Тут шел парень, и попытался его остановить. Следом мужчина со стеклом, и он тоже вступился. Подъехала милиция и парень рванул от нее. Меня спросят, почему ломанулся, буду говорить также: не хотел попадать в свидетели. А прохожий будет за нас. Все. Теперь ты — потерпевший.
Прислушались к разговору сокамерников. Все жаловались: с похмелья трещат бошки и курить хочется. Попросили у дежурного воды. Напились. У парней оказалось курево, почадили и, кто на лавочке, кто на полу, продремали ночь.
Утром всем хотелось жрать, но в КПЗ еды не дают, и Петров, чтоб развеселить камеру, стал читать лагерные стихи и поэмы. Дежурный у дверей, открыв кормушку, слушал. Коля под хохот читал поэму «Лука Мудищев», и дежурный улыбался. Ему такой артист нравился. Дочитав поэму, спросил:
— Товарищ сержант, дайте закурить?
— Поэту надо дать, — дежурный сунул в кормушку сигарету.
Всей камере хватило на несколько затяжек.
— А я пятерку пронес, — сказал щербатый парень.
— Давай, — и Петров попросил дежурного достать жратвы и курева.
Вскоре дежурный подал несколько буханок хлеба, колбасы и три пачки «Беломора».
Пришел заместитель начальника милиции. Он решил, кого оштрафовать, кого отправить на суд, чтоб влепили пятнадцать суток, а кого выпустить.
Вызвали Черного. Он не вернулся. Следом Петрова. Он объяснил, за что забрали. Вошли потерпевший и свидетель.
Все вышло так, как и предполагал Коля. Свидетель дал показания в их пользу. Тогда заместитель спросил:
— Когда освободился?
— Полтора года назад.
— По какой статье?
— По сто сорок шестой.
— Грабитель, разбойник! Прикидываешься невинной овцой. В камеру!
Утром задержанных повезли на «воронке» в суд. Сопровождал милиционер, знакомый Коле.
— За что тебя? — спросил старшина, держа дела.
— За хулиганство. А я ни при чем. Дадут теперь пятнадцать суток. — Он стал говорить тише, вплотную подойдя к старшине. — Помогите, сделайте, чтоб не пятнадцать суток дали, а штрафу.
Милиционер нашел протокол и сделал пометку.