Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак
Шрифт:
ИЗ
мэтр Гильом подумал о королеве и попросил, чтобы она приехала и помогла продолжить столь счастливо начатое лечение. Мы уже знаем, какие причины помешали Изабелле самой отправиться в Крей и кого она решила послать вместо себя, надеясь, что исцелению короля это не воспрепятствует.
Мэтра Гильома уведомили об изменениях, внесенных в его план. Хоть и с меньшей уверенностью в успехе, но он все-таки не отказался его осуществить и с надеждой ожидал приезда юной монахини.
Она явилась в назначенный час в сопровождении настоятельницы. Это было поистине ангельское существо, о каком только и мог мечтать доктор для своего чудесного врачевания, однако на ней не было монашеского
Мэтр Гильом думал, что ему придется ободрять бедняжку, но она держалась столь просто и естественно, что ему оставалось лишь пожелать ей успеха, у него было приготовлено для нее множество всяческих наставлений, но ни одного из них он не произнес и полностью доверился чувству и вдохновению этой непорочной души, готовой добровольно принести себя в жертву.
Одетта (а это была именно она) уступила настойчивым просьбам своей тетки, как только поняла, что то, чего от нее требуют, сопряжено с настоящим самоотречением. Ибо любовь, притаившаяся в недрах благородной души, рано или поздно является людям под видом великой добродетели, и лишь те немногие, коим дано заглянуть под скрывающий ее покров, узнают ее истинное лицо; профаны же так и остаются в неведении и называют ее тем именем, которым она сама себя нарекла.
Карл под присмотром опекунов вышел на свежий воздух: яркое полуденное солнце утомляло его, и потому для прогулок выбирали утренние или вечерние часы. В королевской комнате Одетта была совсем одна, и тут в душе девушки произошло что-то странное. Родилась она далеко от трона, а судьба упорно толкала ее к нему, как волны толкают к скале утлый челн. Все в этой комнате говорило о том, что здесь распоряжаются посторонние и о больном они заботятся не из любви к нему, а за вознаграждение. И Одетта почувствовала глубокую жалость к несчастному страдальцу. Лишенный короны и облаченный в траур король, взывающий о помощи к простой девушке из народа, — в этом она увидела нечто возвышенное: Христос, несущий свой крест под градом ударов, еще более велик, чем Христос, изгоняющий из храма торговцев.
Печально и тихо было в этой комнате, куда тусклый свет проникал только сквозь витражи; украшенный лепниной изразцовый камин, в котором в эту самую жаркую пору лета пылал огонь, находился напротив большой кровати, покрытой изодранным зеленым с золотыми цветами шелком. Глядя на эти лохмотья, можно было представить, в каком безумном неистовстве метался здесь сумасшедший король. На паркете валялись обломки мебели и осколки посуды, сломанной и разбитой им в припадке бешенства, но никто не удосужился их убрать. Одним словом, все здесь являло картину бессмысленного разрушения. Видно было, что обитала тут одна только грубая сила, а следы опустошения говорили о том, что произвел его, скорее всего, дикий зверь, но не человек.
При этом зрелище естественный для женщины страх овладел Одеттой; ей показалось, что ее, робкую, беззащитную газель, бросили в берлогу льва и что безумцу, к которому ее привели, достаточно прикоснуться к ней — и ее постигнет жалкая участь вещей, обломки которых валялись у нее под ногами, ибо не было у нее арфы Давида, чтобы укротить Саула.
Одетта погрузилась в свои мысли, как вдруг услышала шум: до нее донеслись жалобные крики, подобные тем, какие издает человек, охваченный ужасом; вскоре к ним прибавились голоса людей, которые, казалось, кого-то ловят. И в самом деле, король вырвался из рук своих надсмотрщиков, и они догнали ею только в соседней комнате, где завязалась самая настоящая борьба. От этих криков Одетту охватила дрожь: она бросилась искать потайную дверь, через которую вошла, но,
Вошел Карл; волосы его были всклокочены, лицо бледно и покрыто потом, одежда разорвана. Он заметался по комнате в поисках оружия для защиты, но, не найдя ничего, в страхе повернулся к двери, которую уже успели закрыть. Казалось, это немного его успокоило; несколько секунд он пристально глядел на дверь, потом на цыпочках, словно желая, чтобы его не услышали, подошел к ней, быстро повернул ключ в замке и глазами стал искать какое-нибудь средство для защиты. Увидев кровать, он схватил ее за спинку со стороны, противоположной той, где спряталась Одетта, и подтащил к самой двери, чтобы отгородиться от своих врагов. При этом он расхохотался тем безумным смехом, от которого мороз пробегает по коже; опустив руки и склонив голову на грудь, он медленно побрел к камину и уселся в кресло, так и не заметив Одетту, которая хотя и оставалась на прежнем месте, но теперь, после того как Карл передвинул кровать, уже не была скрыта занавесками.
Оттого ли, что приступ горячки отпустил больного, или потому, что прошли его страхи, когда с глаз исчезли предметы, их вызывавшие, так или иначе, но вслед за яростным возбуждением королем овладела слабость, он глубже уселся в кресло и застонал печально и тихо. Внезапно его стал бить сильнейший озноб, зубы его стучали, видно было, что он тяжко страдает.
Глядя на него, Одетта мало-помалу забыла свой страх, силы возвращались к ней по мере того, как король слабел на ее глазах; она протянула к нему руки и, не решаясь еще встать, робко спросила:
— Ваше величество, чем я могу помочь вам?
Услышав этот голос, король повернул голову и в противоположном конце комнаты увидел девушку. Некоторое время он смотрел на нее печальным и добрым взглядом, каким обычно смотрел в пору, когда был здоров, потом медленно, слабеющим голосом сказал:
— Карлу холодно… холодно Карлу, холодно…
Одетта бросилась к королю и взяла его руки; они действительно были ледяными. Девушка сдернула с кровати покрывало, согрела его у огня и закутала в него Карла. Ему стало лучше: он засмеялся, как ребенок. Это ободрило Одетту.
— А отчего королю холодно? — спросила она.
— Какому королю?
— Королю Карлу.
— А, Карлу…
— Да-да, отчего Карлу холодно?
— Оттого, что ему страшно…
И его снова охватила дрожь.
— Чего же бояться Карлу, могучему и отважному королю? — снова спросила Одетта.
— Карл могуч и отважен, и он не боится людей, — тут он понизил голос, — но он боится черной собаки…
Король произнес эти слова с выражением такого ужаса, что Одетта огляделась по сторонам, ища глазами собаку, о которой он говорил.
— Нет, нет, ока еще не пришла, — сказал Карл, — она придет, когда я лягу… Потому я и не хочу ложиться… Не хочу… не хочу… Карл желает посидеть у огня. Карлу холодно… холодно…
Одетта снова согрела покрывало, снова обернула им Карла и, усевшись подле него, взяла обе его руки в свои.
— Значит, эта собака очень злая? — спросила ока.
— Нет, но она выходит из реки, и она холодна как лед…
— И сегодня уч ром она гналась за Карлом?
— Карл вышел подышать свежим воздухом, потому что ему было душно. Он спустился в чудесный сад, где цвело много цветов, и Карл был очень доволен…