Избирательное Сродство
Шрифт:
Эдуард, сойдя с коня, узнает о случившемся, бросается в ее комнату, падает перед ней на колени и, схватив ее руку, омывает ее немыми слезами. Он долго остается так. Наконец он восклицает:
– Неужели мне больше не услышать твоего голоса? Неужели ты для меня не вернешься к жизни, чтобы сказать хоть одно слово? Пусть, пусть будет так! Я последую за тобой; там мы найдем иные слова.
Она с силой сжимает ему руку, она смотрит на него взглядом, полным жизни и любви, и, глубоко вздохнув, после немого, дивно трогательного движения губ произносит с усилием, полным нездешней нежности:
– Обещай мне, что ты будешь жить!
– Обещаю!
– восклицает он, но она уже не слышит его ответа: она мертва.
После ночи, проведенной в слезах, на долю Шарлотты выпала забота о погребении дорогих останков. Ей помогали майор и Митлер. Состояние Эдуарда было самое плачевное. Едва
Но прибавился еще новый повод для опасения, новая забота появилась у друзей. Нанни, которую врач выбранил со всею резкостью, угрозами заставил признаться, а потом осыпал упреками, убежала. После долгих поисков ее нашли: она, казалось, лишилась рассудка. Родители взяли ее к себе. Даже самое ласковое обращение не действовало на нее, ее пришлось запереть, потому что она грозилась снова убежать.
Эдуарда постепенно удалось вывести из состояния отчаяния, близкого к безумию, но на его же несчастье: теперь он уверился, убедился, что погибло счастье его жизни. Ему решились сказать, что, если отнести тело Оттилии в придел, она все еще будет оставаться среди живых и найдет пристанище тихое и приветливое. Получить на это его согласие было нелегко; он уступил наконец под тем условием, что ее вынесут туда в открытом гробу, накроют в усыпальнице стеклянной крышкой и затеплят возле нее неугасимую лампаду,- на этом он смирился.
Дивное тело покойницы одели в тот самый наряд, который она сама себе приготовила; голову ее украсили венком из астр, таинственно мерцавших, как печальное созвездие. Чтобы украсить гроб, церковь, придел, все сады лишили их убранства. Они теперь стояли опустошенные - словно зима, коснувшись клумб, уничтожила всю их радость. Было раннее утро, когда Оттилию вынесли из замка в открытом гробу, и всходившее солнце еще раз покрыло румянцем ее небесный лик. Провожающие теснились вокруг, никто не хотел оказаться впереди или отстать, каждый хотел быть подле нее, каждый хотел в последний раз насладиться ее присутствием. Мальчики, мужчины, женщины - никто не оставался бесчувствен. Девочки были безутешны, всего больнее ощущая утрату.
Нанни не было. Ее удержали дома, вернее - скрыли от нее день и час погребения. Ее сторожили в родительском доме, в каморке, которая выходила в сад. Однако, услышав колокольный звон, она мигом сообразила, что сейчас происходит, а когда женщина, сторожившая ее, поддалась любопытству и пошла взглянуть на процессию, она выбралась через окно в коридор и оттуда, найдя все двери запертыми, - на чердак.
Процессия как раз двигалась через деревню по чисто убранной, усыпанной листьями дороге. Внизу Нанни отчетливо увидела свою госпожу - отчетливее, полнее, еще более прекрасной, чем она казалась тем, кто шел за гробом. Неземная, как бы паря над грядами облаков или над гребнями воля, она словно кивнула своей служанке, и та в полном смятении покачнулась, голова у нее закружилась, и Нанни полетела вниз.
Толпа со страшным воплем расступилась во все стороны. Среди толкотни и сутолоки носильщикам пришлось поставить гроб наземь. Девочка лежала почти рядом; все тело ее, казалось, было разбито. Ее подняли и - была ли то случайность или воля промысла - положили вплотную к телу покойной; чудилось даже, что сна сама последним усилием воли хочет дотянуться до любимой госпожи. Но едва только ее дрожащие руки, ее слабеющие пальцы дотронулись до платья Оттилии, до сложенных на груди рук, как девочка вскочила, вся распрямилась, обратила взор к небу, потом пала перед гробом на колени и в благоговейном восторге устремила глаза на свою госпожу.
Наконец она поднялась, словно охваченная вдохновением, и воскликнула в святом порыве радости:
– Да, она мне простила! То, чего ни один человек, чего я сама не могла себе простить, мне бог прощает ее взглядом, ее устами. Вот она опять лежит так тихо и безмятежно, но ведь вы видели, как она поднялась и, протянув руки, благословила меня, как она ласково на меня взглянула. Все вы слышали, вы все свидетели, как она мне сказала: "Ты прощена!" Я уже не стою среди вас, как убийца: она меня простила, бог меня простил, и теперь никто меня не попрекнет.
Толпа теснилась кругом; все были изумлены, все прислушивались, осматривались по сторонам, и никто не мог сказать, как же быть дальше.
– Несите же ее с миром!
– сказала девочка.- Свое она исполнила и отстрадала, и больше
Гроб понесли дальше, первой пошла за ним Нанни, и шествие достигло церкви и придела.
Здесь и поставили гроб Оттилии, поместив его в просторный дубовый ларь; в головах стоял гробик ребенка, в ногах сундучок. Нашли и женщину которая должна была первое время сторожить покойницу, безмятежно лежавшую под своим стеклянным покровом. Но Нанни не хотела уступить эту обязанность другой; она хотела остаться одна, без всякКОММЕНТАРИИ
В предисловии к "Поэзии и правде" Гете отчетливо противопоставляет "стремительному бурному началу" его литературной деятельности медленную работу над позднейшими своими произведениями, такими, как "Ифигения", как "Тассо", "Эгмонт" или "Вильгельм Мейстер", на создание которых были потрачены годы, если не десятилетия. Претерпел жанровое преобразование и роман "Избирательное сродство", первоначально задуманный как краткая вставная новелла, какими так густо насыщены "Годы странствий Вильгельма Мейстера". Работая над ними с большими перерывами, Гете помечает в записи от 11 апреля 1808 года: "Схематизировал ряд маленьких рассказов, особенно усердно "Избирательное сродство"..." Судьба "Избирательного сродства" оказалась сложной. Краткая новелла вскоре стала разрастаться: "Содержание ее было слишком значительным, слишком захватывало меня, чтобы можно было от него так легко отделаться". Летом того же 1808 года, проведенным в Карлсбаде, Гете не только "обдумывал и прикидывал", а уже начал диктовать первые страницы романа. Мы читаем в его дневнике от 22 июля; "План "Избирательного сродства" доведен до конца, начали вырисовываться первые наметки текста". Через месяц, 28 августа, в день рождения поэта, новая запись: "Опять принялся за "Избирательное сродство", обдумал его со всех сторон". Но по возвращении Гете в Веймар наступает долгий перерыв, вызванный неотложными делами. Только в начале апреля следующего года возобновляется прерванная работа, и 18-го числа того же месяца Гете читает то ли восемь, то ли девять первых глав романа на вечере у герцогини Луизы. С тех пор работа над "Избирательным сродством" не прерывается, и уже в конце июля сдается в набор главный массив еще не конченного произведения. "... если мы в августе и в сентябре хорошо поработаем, есть надежда со всем управиться",- пишет он жене из Иены. И оттуда же оповещает друга Рейнхольда (уроженца Германии и видного французского дипломата при Наполеоне и после реставрации Бурбонов): "Больше семи недель сижу здесь взаперти и, как беременная женщина, желаю только одного: чтобы ребенок явился па свет, а там будь что будет. Новорожденный представится вам предположительно в середине октября. Примите его ласково". И вправду, 16 октября 1809 года "Избирательное сродство" полностью напечатано. В таком быстром темпе Гете работал только в стремительную пору своей юности - так увлекла его работа над этим произведением. Роман: "Избирательное сродство" не так-то легко поддается истолкованию. Перед нами зримый, "вешный" мир: люди, природа, привольная или тронутая рукою искусного садовника, интерьеры, архитектура зданий, воздвигнутых или только воздвигаемых в поместье богатого барона, три пруда, превращенные в большое озеро,- все это выписано с наглядной четкостью, характерной для произведений Гете, созданных в эпоху его классицизма. Психология действующих лиц, их поступки, мысли, убеждения по-человечески понятны, но вместе с тем покрыты "воздушной фатой, легкой и все же непроницаемой", как сказано Гете в письме к Цельтеру от 26 августа 1809 года. Спор о том, реалистичен или же символистичен смысл и стиль "Избирательного сродства", завязался еще при жизни писателя и продолжается по сю пору, не приводя к окончательному решению. Не потому ли, что неправомерно само противопоставление, положенное в основу этой дискуссии,сомнительная альтернатива реалистичности либо символистичности стилистики романа?
Речь здесь, собственно, должна была бы идти об отправной точке самого замысла данного произведения и о соответствующем его сути стилистическом осуществлении такового. Ни в одном из прочих своих художественных произведений Гете не соприкасается так тесно с воззрениями Спинозы, как именно в "Избирательном сродстве". Согласно Спинозе, психология и этика строго детерминистичны. Люди только мнят, будто они обладают свободой, но их свобода иллюзорна и состоит разве в том, как разъясняет философ, "что они, вполне сознавая свои желания, не знают причин, какими они обусловлены". Человек - часть природы, или даже лишь "частица" ее, как предпочитал выражаться Спиноза, в силу чего человек связан с бесконечной "совокупностью причин", направляемых законами, хотя и точными и определенными, но нам неизвестными, чуждыми нашей природе и пашей власти над природой.