Избранная морского принца
Шрифт:
Поднявшись вверх, Алестар подплыл к отцовскому столу и в его недрах нашарил маленькую рукоять, открывающую еще один тайник. Здесь хранилась вещь, о существовании которой не должен был знать вообще никто. По локоть засунув руку в ящик, он нащупал и достал точную копию Сердца Моря — крупный рубин с выточенной сердцевиной. Свернув резную крышечку, наполнил копию туаррой из шара со стены, и фальшивое Сердце засветилось совсем как настоящее.
Эта ложь давала хоть небольшую отсрочку. А еще надежду, что убийца испугается, решив, что украл не настоящую реликвию, а
Самым же отвратительным было, что теперь он вообще не знал, кому можно довериться. Отца убил кто-то очень близкий… Но кто? Слуга, советник, наложница, охранник? Кого он ждал, не посвятив в это даже собственного сына?
Высоко-высоко в небе разгорался невидимый под водой рассвет, знаменуя новый день. Акаланте готовился проститься с повелителем и ждал, что его наследник будет хранителем и защитником города и народа, а Алестар чувствовал полное бессилие. Теперь только упрямство и яростная ненависть не позволяли ему сдаться. Да еще холодное осознание, что больше никто и никогда не встанет между ним и его бедами. Больше не на кого надеяться, отец не придумает выход, не защитит, не позволит быть слабым, положившись на его силу и мудрость.
И выплывая навстречу Ираталю, явившемуся с гвардейцами и слугами, чтобы подготовить тело отца в последний путь, Алестар запретил себе малейшую слабость. Он выдержал весь ритуал похорон и прощания, заперев боль в себе и превратившись в камень внутри и снаружи. Вокруг были искаженные горем лица, искренние слова соболезнования, обещания верной службы и любой помощи… Он кивал, принимая все — и не веря. Где-то в этой толпе, провожающей одного короля и тут же присягающей другому, плавал и убийца. Разве что Джиад была вне подозрений, но и перед ней Алестар не мог позволить себе слабости. Любая слабость немедленно стала бы губительной течью в плотине его спокойствия.
Так прошли похороны. В последний момент прощания Алестар дрогнул. Он редко плавал с отцом к усыпальнице: не мог смотреть на лицо матери. И сейчас видеть их обоих было почти невыносимым. Почти…
Он справился с горем, как с норовистым салту, так и пытающимся ударить о скалу или выбросить из седла. Стиснул поводья, сжал покрепче лоур… Вернулся во дворец вместе с Ираталем и Джиад, единственными, кого сейчас мог видеть рядом. Но и Ираталя отпустил, когда они втроем доплыли до дверей спальни Джиад. Начальник охраны понимающе кивнул, оставив их вдвоем.
— Прости, — устало сказал Алестар, когда они проплыли внутрь. — Я оставил тебя одну, да еще и в неведении.
— Ничего… Как вы?
Она села на край кровати, рассеянно поглаживая кинувшегося рыбеныша, подняла голову, смотря на Алестара с обычной спокойной откровенностью.
— Как я? — переспросил Алестар. — Я жив. Оказывается, это уже очень много. Джиад, поклянись, что никому и никогда не скажешь то, что сейчас услышишь.
— Клянусь Малкависом, — ответила она. — Только вы уверены, что хотите доверить мне тайну? И что нас не подслушивают?
— Я уже никому и ничему не верю, — вздохнул Алестар, тоже опускаясь на постель. —
Ее глаза показались огромными омутами, черными провалами в Бездну — так расширились зрачки. Очень медленно Джиад поднесла руку ко рту, будто зажимая его, с ужасом посмотрела на Алестара.
— Да, — кивнул он. — Отца не просто убили. Вместе с ним убили и весь Акаланте, если я не найду Сердце до того, как что-то случится. Конечно, если проснется вулкан, кто-нибудь из соседей поможет. Как же не помочь… своим новым владениям? А еще сегодня вечером будет Королевский Совет. И я уверен, что Тиаран обвинит тебя в убийстве. Он ничего не сможет доказать, я думаю, но твой нож…
— Да, это очень серьезная улика, — согласилась Джиад. — И у меня нет других ответов, кроме тех, что я уже дала. Я не знаю, как это случилось…
— Вот и я ничего не знаю, — вздохнул Алестар. — Запомни, ты — каи-на. И поскольку ты единственная каи-на в своем храме, то, значит, старшая в нем по нашим законам. Всего в Совете двенадцать каи-на, ты тринадцатая, впервые за многие века. Тебя может осудить только Совет, если семеро — больше половины — проголосуют за обвинение. Но ведь должен у них проснуться рассудок? В любом случае я не позволю причинить тебе вред. Все смертные приговоры утверждает король, а моего согласия у них никогда не будет.
— Ваше… величество… Нельзя начинать правление, отвергая правосудие…
— А если правосудие само отвергает разум? — беспомощно огрызнулся Алестар. — Джиад, мой отец клялся в твоей безопасности. Я обещал тебе помощь и выкуп из храма. Королевское слово — честь всего моря, и если кто-то забыл об этом, то я напомню. Просто верь мне, слышишь? Хотя бы ты…
Он стремительно всплыл наверх и, не оглядываясь, выплыл из комнаты. Вздохнув, Джиад снова потянулась за табличкой с записями. Кажется, в них не хватало двух-трех граф с именами. Не то чтобы она верила, что это поможет, но время до Большого Совета все равно надо было чем-то занять. «Надежда — последнее, что остается рядом, пока воин еще жив, — гласила сутра. — Надежда поддерживает раненых, утешает обиженных, служит мечом и щитом ищущих справедливость. Когда уходит надежда — уходит жизнь. Поэтому не следует отчаиваться, как не следует умирать раньше времени». «А смерть, — подумала Джиад, — редко ходит в одиночку».
ГЛАВА 15. Большой Совет
Вернувшись к себе, Алестар устало подумал, что день еще только начинается, а уже хочется, чтоб он быстрее закончился. Хоть бы не тянулось это отвратительное ожидание, как у постели тяжелобольного или раненого: выживет или нет. Теперь, когда впервые настоящая и близкая опасность угрожала не ему самому, а Джиад, Алестара до кончика хвоста обволакивал липкий холодный страх, щупальцами забираясь под чешую и кожу, скручивая внутренности, пропитывая насквозь.