Избранница Фортуны
Шрифт:
Впервые она признала неприятный факт: она немного ревнует к Лори. У девочки есть все: характер, ум, профессиональный талант, большая любовь, на которую ей отвечают взаимностью, а теперь еще и ребенок – залог этой любви.
Все вместе слилось в чувство вины. Она мерзкая ревнивая сука. Говорила, что рада за них, делала вид, что помогает, а подсознательно держала Финна заложником старой привязанности. Ее пугал быстрый, чистый разрыв, потому что страшила пустота, ожидающая впереди. Прежде рядом с ней всегда был Финн, на которого можно было положиться, но теперь полагаться нужно на себя.
– Томас… вы когда-нибудь были в Диснейленде?..
Три дня спустя Мэгги самодовольно предвкушала легкий успех. Она заказала билеты на самолет и номера в гостинице для себя и Томаса (через Диснейленд, который посещала всякий раз, когда бывала в Штатах, – это стало чем-то вроде ритуала), получила подписи на аффидевитах двух наблюдающих гинекологов и одного бывшего мужа. И самое очаровательное во всем этом было то, что Финн, в непрекращающейся эйфории мешками покупавший мягкие игрушки, не имел ни малейшего представления о том, какой свадебный подарок его ждет. Он подписал свой аффидевит не читая, вместе с пачкой других подсунупых ему документов, связанных – как он думал – с расторжением брака. Томас, повинуясь чувству долга, возражал против этой маленькой хитрости, но Мэгги смела возражения, как бульдозер, благо Томас втайне был не прочь хоть раз в жизни натянуть нос юриспруденции.
Когда она сказала Финну, что решила провести несколько дней в Диснейленде, он, усугубив ее стыд и отвращение к самой себе, устало пожелал приятно провести время. Похоже, его не удивил отъезд Мэгги в разгар кризиса.
Мэгги – это Мэгги, импульсивное существо, не связанное рутинными дрязгами, обременяющими других. Лори, правда, не смогла скрыть замешательства, но девочка была слишком хорошо воспитана и слишком верна Финну, чтобы явно выражать недовольство. Только Сэм позволил себе поднять шум – такой шум, что Мэгги пришлось посвятить его в тайну, заодно посулив удвоить жалованье, если он будет работать у нее после того, как они с Финном разъедутся. Что ж, Мэгги не была готова к полному самопожертвованию!
День перед отъездом был днем рождения Мэгги, и, как требовала традиция, им предстояло обедать с Маркхамом и ужинать с Патти. Старики воспользовались случаем, чтобы поразглагольствовать с Финном о предполагаемом слиянии, находя множество причин, по которым его нельзя осуществить сейчас, предсказывая жуткие последствия, если Финн будет пренебрегать все заметнее проявляющейся угрозой захвата. На золотом терпении Финна начали появляться трещины, и обе трапезы закончились несварением желудка, под предлогом которого Мэгги утаскивала мужа прочь, пока он не сказал чего-нибудь, что повлекло бы за собой взрыв. Когда они вернулись домой, раздраженный Финн только фыркнул на предложение Мэгги сходить куда-нибудь с Лори, поскольку время еще не позднее.
– Куда, например? Мы еще не можем показываться вместе, – горько заметил он, наливая себе очередной стакан, что послужило для Мэгги, благо у нее
– Грипп? В разгар лета?
Он ответил кислым взглядом.
– Другого способа объяснить ее недомогание не нашлось.
– Что, так плохо? В последний раз она показалась мне довольно бледной.
– Да, неважно. Черт возьми, Мэгги, мне бы следовало быть там, рядом с ней! – Он одним глотком осушил стакан.
– А дальше будет еще хуже, – тихо пробормотала Мэгги, утешаясь только тем, что занята помощью.) Финн наградил ее еще одним кислым взглядом и опрокинул бутылку, выцеживая в стакан последние капли.
– Послушай, чем сидеть здесь и напиваться, почему бы тебе не сходить с Сэмом в клуб или еще куда-нибудь? Отвлекись.
– Пока вы с Лори будете сидеть дома? – мрачно проворчал Финн.
– Твой гарем обойдется без тебя один вечер, – сухо сказала Мэгги, чтобы встряхнуть его. Она была уверена, что Сэм присмотрит за Финном, который уже сто лет не отдыхал в мужской компании. А она навестит Лори сама. Девочкам надо поболтать… точнее, девочке надо поговорить с женщиной, мысленно усмехнулась она.
Загрузившись спиртным, Финн сопротивлялся недолго, и Мэгги отправилась в постель с чистой совестью.
В три часа утра от постели остались только воспоминания. Мэгги обольщала в полицейском участке офицера, применяя все очарование, на какое ее хватило при клокотавшей внутри ярости. Она пыталась убедить полицейского не давать делу ход.
– Они искренне раскаиваются, офицер. Они не хотели никому причинять вреда, и я уже выписала чек владельцам, а больше никто не пострадал. Не могли бы вы расценить этот случай просто как неудачную пирушку?
– Да уж, попировали они изрядно, – проворчал медвежьего вида констебль, окидывая опытным взглядом три покачивающиеся фигуры, подпирающие стену полицейского участка.
– Ну да, офицер, я же говорю, что они очень-очень раскаиваются, настаивала Мэгги и добавила многообещающим тоном, от которого в видавших виды глазах появилась улыбка:
– А если еще нет, то раскаются очень скоро!
Пришлось изрядно потрудиться, прежде чем вся троица была отпущена на свободу, и Мэгги погнала своих подопечных к «БМВ».
– Мне очень жаль, Мэгги…
Мэгги уставилась в единственный открывающийся глаз Сэма.
– Залезай, Сэм.
– Спасибо, Мэг. – Финн умудрялся выглядеть невинной жертвой в своей изорванной рубашке и белевших в свете фонарей полосках пластыря, поддерживавших треснувшую ключицу.
– Заткнись и садись в машину. – Она обернулась к последней фигуре.
– Моя машина осталась в городе…
– И будет оставаться там, – спокойно пообещала она Нику Фортуне. Полисмен отпустил тебя под мое клятвенное обещание доставить дебошира домой собственноручно.
– Я могу взять такси.
– Никакой таксист в здравом уме тебя не посадит. У тебя хоть бумажник есть?
Ник неуверенно поморщился.
– Где-то в пиджаке. – Он оглянулся, будто надеясь обнаружить пиджак аккуратно висящим у автостоянки на крючке.