Избранница

Джеймс Саманта

Кесси вздрогнула. Значит, Каролина наложила на себя руки! Она всегда подозревала это.

— Не стоит ворошить прошлое…

— Стоит, Габриэль! Ты и представить себе не можешь, какой стыд я пережил, вспоминая, как относился к ней… и к тебе, собственному сыну! Я считал, что все твои выходки и вечный вызов мне — из-за твоего дурного характера… Теперь-то я понял: если ты и жесток, то только потому, что таким тебя сделал я, твой отец. И если упрям, то потому, что повторяешь

меня даже в этом… А еще я понял, что не ты отвернулся от меня, а я оттолкнул тебя своей черствостью, эгоизмом и высокомерием. Нежеланием понять.

Он снова помолчал.

— Если бы можно было изменить прошлое… Я бы хотел вернуть себе сына. Я, конечно, совершил множество непоправимых ошибок. Непростительных. — К ужасу Кесси, голос Эдмунда предательски задрожал. — Я желаю тебе, Габриэль, и своему внуку того, чего у тебя никогда не было, — настоящего семейного счастья, союза доверия и любви. Мне кажется, у тебя, Кесси и Джонатана есть все шансы стать счастливыми.

Кесси. Кажется, такая мелочь, ерунда, а Кесси чуть не разрыдалась от счастья. Тут она увидела в зеркале, что Габриэль достал сына из колыбельки, приложил его к груди и ласково погладил по спинке.

— Я совершенно не узнаю тебя, — тихо сказал он отцу.

— Ты и сам здорово изменился! — улыбнулся в ответ Эдмунд.

Воцарилось молчание. Кесси зажмурилась, но когда она снова открыла глаза, то увидела нечто совершенно неожиданное.

Габриэль осторожно передал сына на руки отцу:

— Пожалуй, пора тебе поближе познакомиться с внуком.

Из глаз Кесси брызнули слезы. Она медленно удалилась к себе. В спальне она вытерла слезы и облегченно вздохнула. Надо же, а она считала, что этот день станет одним из худших… нет, последним!.. Хм, возможно, и ее отношения с Габриэлем еще могут измениться к лучшему… Только он вряд ли придет к ней сегодня… А ведь между ними осталось столько недосказанного, нерешенного…

Раздались шаги. Через дверь между их спальнями в комнату решительно входил Габриэль. Сердце ее остановилось. Никогда еще он не был таким красивым, как сейчас, на фоне мерцающих свечей, подчеркивающих его мужественные черты… И никогда еще она не любила его так сильно!

— Я должна попросить у тебя прощения, Габриэль. Я… не должна была поддаваться панике и… сомневаться в тебе. Просто какое-то затмение нашло… Никогда себе этого не прощу!.. Я знаю, что не заслуживаю еще одного шанса, но… я… просто должна знать… Ты действительно хочешь, чтобы я уехала отсюда?

Внутри ее все сжалось в тугой узел в ожидании приговора. Он же заговорил так тихо, что она едва расслышала:

— Разумная

женщина не стала бы и спрашивать, а бежала бы без оглядки… И можешь не волноваться: я не отберу у тебя Джонатана… Надеюсь, мне будет позволено видеться с ним? Я обеспечу вас так, что вы никогда и ни в чем не будете нуждаться

Ни в чем, кроме тебя. Это было все равно что пырнуть ее ножом в сердце! В горле мгновенно набух болезненный ком. Откуда у нее взялась смелость продолжить беседу, она и сама не знала.

— Это не то, о чем я спросила. — Она ненавидела себя за навернувшиеся слезы. — Ты хочешь, чтобы я оставила Фарли, Габриэль?

Она стояла перед ним с подрагивающими плечами, по щекам у нее текли слезы. Габриэль не отрывал глаз от ее бледного, прекрасного лица. И до боли понимал, что недостоин ее.

Сколько раз он умудрялся оскорблять ее, ранил ее так, что и не выскажешь словами… Этих невидимых ран на ее сердце не сосчитать…

Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее слез.

— Нет, — прошептал он. — Хотя и должен бы. Это в твоих же интересах.

— Но если ты вовсе не хочешь этого, то зачем мне уезжать? Умоляю, Габриэль, скажи мне, что ты чувствуешь! Не говори мне того, что считаешь разумным, лучше выскажи все, что у тебя на сердце.

Она робко шагнула к нему.

Он открыл глаза. Волна чувств, отразившихся в его глазах, была столь высока, что слова казались лишними.

— В моем сердце ты, Кесси…

Несмотря на спокойствие тона, слова его дышали страстью… Радость наполнила ее грудь, окрылила, сделала почти невесомой и зажгла лучики в ее топазовых глазах. Кесси положила ладони на его грудь и выдохнула:

— О, Габриэль…

Он взъерошил ее волосы и отвел голову назад, чтобы пристально вглядеться в лицо.

— Я люблю тебя. Ты — моя леди, моя жена, моя жизнь… И все это отражалось в его глазах, голосе, прикосновениях его рук. Она едва не задохнулась от счастья.

— Я тоже люблю тебя, Габриэль! И так хотела услышать это от тебя… Так долго… Пожалуйста, повтори еще раз.

Она смеялась и плакала: ведь все наконец складывалось так, как она мечтала.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей.

— Еще! — Она забыла про стыд и упивалась своим счастьем.

Он крепко стиснул ее.

— Я так тебя люблю! Боже; разве такое выразишь словами! — шептал он, а затем целовал и целовал ее…

Много позже, когда луна осветила ночное небо, Кесси припомнила, что сказал Габриэль несколько дней назад: приходит время, когда нужно забыть все плохое и начать все сначала.

Кесси улыбнулась.

Такое время настало.