Избранница
Шрифт:
Под дружное чавканье, шумное глотанье пищи и вытирания рук обо что придется, подавались все новые и новые блюда, каждое из которых вносилось под звуки труб. Элиза потеряла счет фазанам, рябчикам, куропаткам, курицам, гусям, свиным головам и еще многому, чему она просто не знала названия.
— Почему вы ничего не едите, мадам? — уже встревожено спросил менестрель.
— Берегу фигуру. Не понимаете? Я худею.
— Не понимаю, — честно признался менестрель и затих. Очевидно, он принял Элизу за бесноватую и, перестав задавать лишние вопросы, стал дощипывать своего фазана.
— Элизе очень хотелось попробовать аппетитную красную рыбу на оловянном блюде, но она не рискнула.
«Неизвестно,
И Элиза стала внимательно рассматривать этих людей, которые по линейному перечету жили 700 лет тому назад, а по пространственному — веселились сейчас на рождественском балу начала 21-ого века. Всматриваясь в лица и фигуры этих людей, Элиза поняла, что антропология не стояла на месте. И опять же по тому же линейному пересчету времени, за 600–700 лет внешность человека изменилась. Ее поразил невысокий рост всех людей из 14-ого века. Она даже боялась встать из-за стола, чтобы ее не приняли за великаншу. В целом, Элиза заметила, что фигуры этих людей, казалось, были лишены острых углов, а в движениях сквозила мягкость и отсутствовала суета.
Лица женщин были необычайно нежны, с очень тонкой почти прозрачной кожей, которой могла бы позавидовать любая современная модница. Некоторые готические красавицы уже употребляли косметику, привезенную с Востока. Но косметические средства были нанесены на лица довольно неумело и неестественно, делая лица женщин кукольными и немного аляповатыми. Поразительно было обилие красные, синих, коричневых и кремовых тканей, из которых были сшиты костюмы знати. Видимо, уже начало складываться влияние бургундского двора, славившегося своими роскошью, богатством и пирами.
Молодые девушки, а точнее, совсем девочки, были одеты в яркие узкие платья с висячими рукавами и, видимо, были отрезные по талии, потому что это очень выгодно подчеркивало их девичьи фигуры, не лишенные приятных округлостей. Дамы постарше предпочитали цветные сюрко с разрезами, из-под которых живописно виднелись окрашенные шафраном, тончайшие рубашки «котт».
«Как у Бланш», — подумала Элиза.
Знатные вельможи, а их было видно сразу, были одеты в длинные одежды синих или коричневых оттенков. Они подчеркивали свою высокую принадлежность, украшая себя драгоценными подвесками, цепями, крестами и огромными перстнями. Обязательной частью одежды городских грандов были невысокие шапки с головными повязками.
Разодетые вельможи чинно сидели за столом, следя за каждым движением и каждым словом короля, пытаясь предупредить его малейшее желание.
Элиза заметила, что добрая королева Бланш, которая по сравнению со всеми отличалась самым тончайшим вкусом, сидела с абсолютно отсутствующим взглядом, пребывая в какой-то сладкой меланхолии, очевидно вспоминая родную Францию.
Дамы весело чирикали о чем-то своем, женском; молодые юноши, многие из которых были облачены в модные для тех времен очень узкие короткие куртки с подбитыми рукавами, пытались обратить на себя внимание юных девушек, которые под их страстными взглядами, жеманно прикрывали глазки. В общем, и тут была любовь, о которой поются песни во все века! Однако, никто из молодых людей не решался подойти друг к другу. Видимо, это противоречило этикету.
«Может, мне встать и поболтать с кем-нибудь?» — подумала Элиза. — «А то так со скуки сдохнешь».
Но она тут же отвергла эту мысль, ибо последствия ее поступка могли быть непредсказуемыми.
Только неповторимый Карл IV, казалось, замечал всех гостей, заправляя этим необычным пиром. К тому же Элиза периодически ловила на себе
«Чего он так смотрит»? — подумала Элиза. — «Сейчас как отправит в подвал, и проведу я там весь 21-ый век!»
— Я прошу налить еще вина! — громко сказал Карл.
Тут же прибежали шустрые пажи и вновь наполнили кубки.
— Мы, кажется, забыли, зачем мы здесь, — продолжал Карл. — Я предлагаю выпить за прекрасных дам!
— За прекрасных дм! За прекрасных дам! — вторили раскрасневшиеся от вина гости.
В этот момент к менестрелю подбежал Иржи и быстро прошептал ему на ухо:
— Давай! Теперь твоя очередь.
Менестрель встал, взял дрожащей от волнения рукой свой драгоценный свиток и неуверенными шагами направился к балдахину, под которым восседала королевская чета. Приблизившись к монархам, он встал на одно колено перед Бланш и торжественно сказал:
— Эти вирши я посвящаю Вам, Ваше Величество и всем прекрасным дамам нашего королевства, равным которым нет в мире.
Бланш снисходительно кивнула головой менестрелю, давая ему понять, что он может начинать.
Раскрыв желтый фолиант, менестрель начал читать, вкладывая в каждую строчку всю свою душу:
Плетенье кружев, легкий шелк, Речей любовных трепетанье, Страстей неукротимый гром И поцелуя звук хрустальный. Любовь — созвездие двоих счастливых звезд на горизонте, волшебный жребий молодых, подарок Бога для седых. Для всех людей Земли — отрада, Для жаждущих — награда. Потеха — для глупцов. И горькое раскаянье для тех, кто ею пренебрег.И менестрель скромно поклонился.
— Браво, менестрель! — вопила возбужденная публика.
А молодые девушки стали осыпать менестреля лепестками цветов.
— Стойте! — раздался чей-то истошный голос.
Элиза повернула голову на крик и увидела, как к королевскому ложу, безумно выпучив свои зеленые глаза, несся Вацлав, держа в руках три розы.
— Ваше Величество, — задыхаясь от волнения, обратился Вацлав к королеве. — Я тоже сочинил для вас сонет. Не казните, выслушайте меня!
И белый, изящный паж бухнулся на колени перед королевой.
В глазах Бланш сверкнул какой-то странный огонек, и она ободряюще, без всякого высокомерия кивнула коленопреклоненному Вацлаву.
Нарушив все заведенные обычаи, Вацлав встал во весь рост и, прижимая к груди розы, начал читать свой сонет. При этом он не сводил восторженных глаз с королевы:
Три высохшие розы, Утраченный грезы, Тоска, мольба и слезы, Начало скучной прозы. Когда-то цветом алым, Вы душу окрыляли, Пьянящим ароматом любовников пленяли. Теперь — с тоски завяли. Душа цветка тонка, Она загадку таит, Коль любишь пылко, нежно, Цветок — благоухает. А коль любовь ушла, Цветы завяли вновь, Но снова расцветут они, Когда придет любовь.