Избранник Ада
Шрифт:
Затем спрыгнула с моих колен и, ухватив меня за руку, потащила в дом до первой кровати, где истово набросилась на меня, порвав мне резинку на плавках и даже не удосужившись запереть за нами дверь.
Меня этот, случайно открытый мною, способ возбуждения противоположенного пола поразил и, одновременно, порядком заинтересовал: все ли женщины поддаются такому приему? И всякий ли мужчина может так привлекать к себе женщин? В порядке спортивного интереса, я решил исследовать эту проблему. И вот что у меня получилось как результат изучения этого феномена.
Первое. Поддаются абсолютно все женщины, – по крайней мере, пока они ими остаются.
Второе. Степень возбуждения партнерши зависела от ее одежды, вернее от того,
И третье: оказывается, не у всякого представителя сильного пола сей прием будет иметь воздействие. Скажу так: примерно, только у одного из сорока мужчин такое действие не даст осечку. И это, при условии, конечно, что выполнять подобную завлекуху будут технически правильно. Уже через много лет я понял, что получаться он будет только у мужчин с мощной энергетикой, аурой.
Разобрался я и в механизме воздействия. Но зачем он вам? Это лишняя головная боль. Ведь, когда вы садитесь за руль автомобиля и включаете зажигание, чтобы он завелся, разве вас интересует, какие электромеханические процессы происходят в нем? Разве вам интересно, что там замкнутся какие-то клеммы, пойдет сигнал на пятак стартера, он втянется, закрутится генератор, заходят поршни двигателя, заискрят свечи и тэдэ и тэпэ? Нет, вам совсем это неинтересно, вам важно другое – результат, чтобы машина завелась и поехала.
Так и в этом случае – я выдаю «на гора» результат для тех, кто сможет им воспользоваться. А остальное – все лишняя блажь. Точно так же действуют и бабки-знахарки или шаманы: они знают, что если дунуть-плюнуть так-то и так-то, то из этого выйдет то-то и то-то. Им важен результат, они без понятия, какие психофизические, биохимические или иные процессы при этом имеют каррент, какие потусторонние силы помогают им…
Лет через двадцать, после описываемых в этом романе событий, я, жалеючи, поделился сим феноменом с одним моим сослуживцем. Он был щупл, мал ростом, неказист, лыс, а, главное – стеснителен, как монах, попавший случайно нагишом, вместо своего прихода, в моечное отделение женской бани. Уж как там он его использовал – не знаю, но самое интересное в той истории было то, что этот мой сослуживец через пару месяцев женился на одной довольно-таки дородной мадам, весьма похожей на стеснительную бегемотиху из нашего зоопарка, которая, судя по всему, осталась этим моим сослуживцем весьма довольна. Разумеется – читатель меня поймет – их имена я не могу здесь разглашать.
Вообще-то, милый читатель, мне и самому стыдно за этот свой вышеприведенный плаксивый способ, ибо задним умом, я прекрасно понимаю, что нашему российскому мужику – самому мужескому мужику в мире – он вовсе не интересен, так же как и всякая там виагра.
Ну, да ладно. Одним словом, однажды столкнувшись с этим феноменом и не зная тогда никакой его теоретической подбойки, я запомнил его, но и… только. Я не злоупотреблял им, поскольку никогда не торопил события в отношениях со слабым полом, но ведь бывают и исключения из правил. Кстати, в случае с Софьей я применил его в последний раз, сознавая, что нечестно играть на том, отчего у других нет защиты.
Но я отвлекся, продолжим наш рассказ.
Итак: поздний сентябрьский вечер, меланхоличный парк, темные аллеи с редкими прохожими и мы с Софьей под сенью печального, спрятавшего нас клена. Одни. Она – счастливая и беспечная, как стрекоза, сидящая на былинке над тихим омутом, и я – со своей коварной задумкой, словно голодный окунь, нацелившийся на нее из водных глубин. Она – в кабинетных туфельках, на высоком каблуке, в сером расстегнутом
Я зашел к ней с правого бока, приобнял за плечо и положил другую руку у основания шеи, склонившись к ее плечу и имитируя поцелуй за ее ухом, в котором холодела золотая сережка с аметистом. Софья доверчиво склонила набок свою головку, убрала прядку русых волос, оголяя мне место для моих губ. Я коснулся, в легком, обманном поцелуе, ее нежное заушье, с пульсирующей синей жилкой, выжидая сигнал в левой руке. И вот, через десяток секунд, он поступил: в центр ладони, как бы, бросили горсть сухого песка. Энергетическая цепь замкнулась. В тот же миг моя правая рука, плотно прижимаясь к спелому телу, стала скользить вниз по межгрудью, упругому овалу живота, и далее – в сторону ее паха. Софья напрягалась и изгибалась всем телом, по ходу движения моей ладони, будто вместо руки ее переезжал гусеничный трактор. Когда моя пятерня оказалась в самом низу ее живота, таз девушки зигзагообразно дернулся, ноги ослаблено подогнулись, и она, натужно охнув, судорожно вцепилась пальцами в платье и стала приподнимать его, оголяя белую крутизну бедер.
– Что ты со мной делаешь, Коля? – натужно сдерживая грудной стон, пролепетала она.
– Не здесь, пойдем к тебе, – не растерялся я и, подхватив Софью под руку, повлек за собой ее безвольное тело на заплетающихся ногах.
На лифте мы поднялись на пятый этаж и оказались в одноместном совковом номере гостиницы. Софья не стала зажигать свет и судорожными рывками начала сбрасывать с себя одежду. Первыми, в дальний угол, полетели туфли, пальто, с шорохом ременной передачи фордовского конвейера, свалилось на пол, слышно было, как треснули швы на ее платья, сверкнув наэлектризованными искрами. Я тоже разоблачился быстро, но без излишней суеты и, в свете неоновой рекламы, мерцавшей бегущими огненно-красными буквами с крыши сталинской девятиэтажки, за сквером, еще успел рассмотреть нехитрую стандартную обстановку номера. Прямоугольный стол, два стула, кресло, холодильник, шифоньер, умывальник и раскладной диван.
– Ну, где ты, мерзавец этакий? – услышал я нетерпеливый голос Софьи из-под одеяла и нырнул к ней в томительное теплышко.
Она жарко прижала меня к своей упругой груди, обхватив голыми ногами мои бедра. В паху у меня шарахнула граната…
В постели мы не могли угомониться от взаимной страсти целых полночи. Ее страсть пьянила меня, и я никак не мог оторваться от, выворачивавшего меня наизнанку, желания снова и снова обладать этим манговым телом, которое было скроено по стандартам ушедшей эпохи – узкая талия, широкие, плотные бедра, пышные, упругие груди – настоящие, не надутые силиконом, как у нынешних субтильных вумен с доскообразными телами и деревянными задками. И еще в ней был особый запах, такой, что я вдруг понял состояние бедных псов, мотающихся за самками во время весеннего гона. Это сравнение, возможно, грубовато, но зато – точно. Я впился в нее, словно вампир, высасывающий из жертвы все ее соки, а она – как чудовищная гидра, заглотившая меня целиком. Черти что! Прямо озверелость какая-то! На мордобой похожая. Бывает такой сладкий, убийственный мордобой, упоительный, когда, чем больше крови – тем больше наслаждения…
И все же, несмотря на животную исступленную страсть, я подспудно не забывал о главном. Правда, я, практически, ничего не знал о Софье, кроме того, о чем упомянул уже раньше. Она тщательно избегала разговоров о своем прошлом, ограничиваясь только настоящим. Но я был молод и, где-то, наивен и бестолков, хотя и не считал себя законченным идиотом, но мой ум был лишен практической сметки, ибо я был единственным ребенком заботливых родителей, выросшим в неге под крылышком любящей мамы, и до сих пор планов, кроме как успешно окончить институт, не строил. И вот, наконец, выбрав паузу отдыха и опустошенного расслабления, я спросил Софью: