Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Если книжки не было, никакой вечер не мог считаться полностью хорошим. Я в то время читал, как говорится, напропалую. Добывал книжки где только можно: брал в детской библиотеке на углу улиц Ленина и Челюскинцев, выпрашивал у знакомых, выменивал «на срок» у ребят («Я тебе насовсем пистолет с резинкой, а ты мне на три дня эту книжечку. Идет?»). Больше всего мне нравились потрепанные томики детиздатовской «Библиотеки приключений» — маленькие, пухлые, в потертых коленкоровых переплетах, которые украшала узорчатая рамка со следами
Какие это были книги! «Таинственный остров», «Аэлита», «Плутония», «Белый клык», «Всадник без головы»…
На первой странице каждой книжки я всегда видел маленький значок со словом «Детиздат»: сидящего мальчика, который положил на поднятые коленки книгу и, видимо, с головой ушел в мир бурь и приключений. Мне казалось, что этот мальчик похож на меня. По крайней мере, мы были друзьями…
Не всегда мне везло. Случалось, что я оставался совсем без книг: прежние прочитал и отдал, новых раздобыть не удалось. И вот однажды…
Вечер без книжки был унылым. Тем более что мама все не возвращалась, Людмила за что-то на меня ворчала, электричество не горело, а желтый свет керосиновой лампы делал комнату тесной и печальной.
Дрова в печке, однако, горели. Я сидел у приоткрытой дверцы и почти сердито думал о писателях. Что они за люди? Откуда у них такая сила, что могут они заставить человека забыть про все на свете? Про то, что хочется есть, про уроки, про боль в распухших от холода пятках. Даже про то, что мамы веет еще нет дома, а на улицах, говорят, хозяйничает по вечерам банда «Черная кошка» (эти бандиты не только грабят, но еще страшно мяукают и царапают людей громадными железными когтями)…
«Как человек придумывает книгу, от которой не оторвешься?» — это была, кажется, первая четкая мысль в цепочке моих рассуждений.
А вторая:
«Наверно, писать такую книгу еще интереснее, чем читать…»
И третья:
«А если так, не попробовать ли самому?»
Я даже задержал дыхание — такой неожиданной и блестящей была идея.
Но почти сразу я спросил себя:
«Разве ты писатель?»
А может быть, это спросил не я, а тот мальчик с детиздатов-ского значка? Он вспомнился — будто поднял от книжки голову и взглянул внимательными темными глазами. Без насмешки, но недоверчиво.
Я немного смутился, но сказал:
«А что? Сперва никто не писатель, пока не написал книжку. А если написал, тогда уж… вот… Вдруг я когда-нибудь тоже?…»
«Ты же маленький».
«Но я только попробую… маленькую… Ладно?»
Он улыбнулся и сказал мне:
«Ладно. Давай».
Когда человеку семь лет, у него решительный характер. Я вскочил и сразу взялся за дело…
Обычно здесь я прерываю рассказ и спрашиваю ребят:
— Как по-вашему, что надо, чтобы написать книгу?
Нынешние школьники не лыком шиты! Аккуратная строгая девочка в белом переднике поднимает руку и говорит:
— Надо
Мальчик с первой парты что-то шепчет соседу и потом сообщает:
— Надо заранее изучить материалы и составить план… Подробный.
Даже конопатый мальчишка — тот, что задал коварный вопрос о первой книг е, — произносит с ужасно серьезным видом:
— Надо получше выучить русский язык. — Он хитро косится в сторону учительницы, а та одобрительно кивает.
Я вздыхаю.
— Правильно, — говорю я. — Вы молодцы. И мне сейчас неловко за себя. Потому что в тот далекий зимний вечер я не смотрел на дело так серьезно и глубоко. Мне казалось, что для работы над книгой нужны две вещи: бумага и карандаш. (Чернила не годились: они напоминали об уроках и гасили вдохновение.)
Карандаш у меня был. Даже карандаши. Цветные. Шесть штук в коробке с надписью «Спартак». Мама положила их под елку в новогоднюю ночь. Где мама взяла такую редкость, я так и не узнал. Она утверждала, что это подарок Деда Мороза. Но я на восьмом году жизни верил в Деда Мороза не больше, чем в то, что когда-нибудь стану отличником.
Я заново отточил кухонным ножом красный и черный карандаши. Красным я выведу название и первую заглавную букву — как в старинных книгах. А черным стану писать весь роман. Я сразу решил, что это будет роман — с морскими приключениями, пиратами и сокровищами.
Итак, у меня было чем писать. А на чем?
С бумагой было туго. Чистые тетрадки выдавали нам в школе по строгому счету. Их не хватало. Часто приходилось писать на всяких случайных листках, на обороте старых документов, а задачки мы иногда решали даже на газетах.
Я подумал, что если газеты годятся для школьных занятий, то сойдут и здесь. Тем более что другого выхода не было.
Старые газеты мы припасали для растопки и хранили в углу за этажеркой. Я их вытащил оттуда под негодующие крики старшей сестрицы. Скобками из медной проволоки я сшил тетрадку размером в одну восьмую газетной страницы — так, чтобы писать поперек печатных строчек.
Потом встал коленями на стул, подвинул тетрадку к лампе, сердито оглянулся на Людмилу — чтобы не подглядывала-и вывел название:
С чего начинаются главные приключения почти во всех классических морских романах? Конечно, с бури. Вспомните «Робинзона», «Пятнадцатилетнего капитана», «Гулливера»… Я не хотел отступать от правил. Я написал: «Буря была ужастная…»
Отчетливо помню большую красную букву Б в начале строки. И эту черную неровную строку с первыми словами моего «романа» (она дерзко пересекла цепочки мелкого газетного шрифта). И разлапистое Т, совершенно ненужное в слове «ужасная» (про это мне потом сказала мама).