Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Это была Нина.
Ольга хорошо видела Нину. Нина была в своем манто из кошачьих хвостов с кожаным цветком лотоса на левой стороне у выреза. В руках она держала сумочку, нервно теребя пальцами застежку. Нина совсем позеленела, лицо у нее было мокрое от слез, глаза она устремила на Ольгу, и во взгляде ее застыл крик страха, безумия, гибели.
— Повторяю вопрос, — сказал гестаповец. Голос у него был сухой, скрипучий, речь короткая, отрывистая.
— Я не знаю! — с рыданием крикнула Нина. — Я ничего не знаю! Клянусь всем святым! Она ничего мне не говорила!
Гестаповец опустил
Нина дико вскрикнула и схватилась за щеку.
— Руки на стол! — приказал гестаповец.
Нина торопливо положила руки на стол. Она вся съежилась, щека на месте удара не покраснела. Удар был сильный, но щека не покраснела.
Гестаповец вернулся на свое место и сел. Он отодвинул лист бумаги с семью записанными строчками и придвинул бумаги, которые принес с Ольгой конвойный. Он развернул их и разложил перед собой.
— Басаман?
Ольга молчала.
Гестаповец, не взглянув на нее, записал. Ольга поняла по движению пера, что он написал «Басаман».
— Ольга?
Ольга молчала.
Гестаповец написал «Ольга».
Ему было безразлично, отвечает Ольга или нет.
Затем он сказал:
— Предупреждаю: вы не имеете права говорить «нет», на вопросы вы должны отвечать кратко. Если надо сказать «да», вы можете не затрудняться ответом: молчание означает «да». Если, например, я, — он наконец взглянул на Ольгу, голубые глаза его были совершенно водянистые, пустые, — спрошу, организовывали ли вы заговор с целью покушения на жизнь фюрера, — гестаповец взмахнул длинной рукой и показал на портрет, висевший на стене за его спиной, — и вы будете молчать, то это значит, что вы уже сказали «да». Справка: за покушение на жизнь фюрера — смерть на месте. Вопрос: вы меня поняли?
Ольга молчала. Нина смотрела на Ольгу, нижняя челюсть у нее отвисла, как сломанная, как неживая.
— Повторяю, — проскрипел гестаповец, — вы не имеете права говорить «нет», отвечать должны кратко, молчание означает «да». Вопрос: вы меня поняли?
Ольга молчала.
Гитлеровец сказал:
— Констатирую: вы меня поняли верно. На мой вопрос: поняли ли вы меня, вы ответили «да».
Он взял перо и написал на карточке с фамилией и именем Ольги: «да». Ольга заметила: на карточке все графы были перенумерованы. «Да» немец записал в графе номер один. Очевидно, это были перенумерованы вопросы, которые задавались при допросе: не было смысла заполнять каждую графу, достаточно было перенумеровать стандартные вопросы.
Гестаповец отложил перо, откинулся на спинку стула и задумался. Его водянистые глаза блуждали, точно весь он был полон мечтами, взгляд его устремился в окно, задержался на облачках и некоторое время следил за их быстрым бегом, окинул небосвод, снова скользнул по комнате и остановился на животе Марии.
Можете сесть.
Ольга не шевельнулась.
Гестаповец сказал:
— Справка: все, что я говорю не в форме вопроса, является приказом. За невыполнение приказа — смерть.
Ольга не шевельнулась. Итак,
Ольга шагнула и села в кресло.
Гестаповец опять посмотрел на облачка за окном и сказал:
— Но смерть следует за пытками. Пытки для женского пола: для девушек изнасилование и прокол иголками сосков; для замужних — изнасилование на их глазах малолетних дочерей или кастрация малолетних сыновей. Вопрос: вы поняли?
Ольга молчала. Гестаповец в графе под вторым номером записал «да».
Потом он сказал:
— Процесс допроса включает также пытки. Каждый, независимо от того, подвергается он или не подвергается пыткам во время допроса, удостоверяет в письменной форме, что пыткам не подвергался. Удостоверила это в письменной форме и Басаман Ольга.
Ольга подняла глаза. Гестаповец взял другую бумажку из тех, которые принес конвойный, и показал ее Ольге. Внизу стояла подпись.
Это была собственноручная подпись Ольги. Та самая, которую она только что дала — там, внизу, в одной из граф книги. Такая же подпись стояла уже на листке, который во время допроса заполнял следователь.
Гитлеровец сказал:
— Справка: чтобы не затруднять допрашиваемых, всякий, кто входит сюда, подписывается только один раз, передавая таким образом свое факсимиле.
Он взял резиновый штамп и поставил его на листке повыше подписи Ольги. Затем он протянул листок Ольге, чтобы она прочитала. Сам он встал и прошелся по комнате. Он ходил, заложив руки под фалды мундира, подавшись всем туловищем вперед. У него был неимоверно широкий шаг.
Ольга прочла бумагу. На двух языках — немецком и украинском — там значилось, что нижеподписавшийся удостоверяет, что во время допроса в гестапо его не подвергали пыткам и не принуждали и что все показания он дал по доброй воле.
Ольга изорвала бумажку на мелкие клочки и бросила их на стол. Нина с ужасом смотрела на ее пальцы. Но гестаповца это мало тронуло. Он подошел к столу, не говоря ни слова, взял другой листок из тех, которые принес конвойный, это тоже был листок с подписью Ольги внизу, — снова поставил повыше подписи Ольги штамп и положил листок под тот, который он заполнял, допрашивая Ольгу. Затем он снова стал расхаживать взад и вперед по комнате.
Наконец он остановился около тела Марии.
— Вопрос: Басаман Ольга, вы знаете эту особу?
Ольга молчала.
Гестаповец подошел к столу, взял перо и записал под номером «3» — «да». Не отходя от стола, он кивнул Нине и спросил у нее:
— Вопрос: Кириченко Нина, вы знаете эту особу? — Он кивнул на Ольгу.
— Знаю… — прошептала Нина.
Задавая вопрос, гестаповец смотрел на допрашиваемого, но взгляд его не выражал ни малейшего интереса, он был совершенно пустой, безразличный.
Гестаповец написал «да», положил перо и аккуратно собрал на столе все клочки изорванного Ольгой листка. Он бросил клочки в пепельницу, а самые маленькие сдул со стола. Затем он снова заходил, как маятник, по комнате.