Избранное в 2 томах. Том 2

Смолич Юрий Корнеевич

— Товарищ комиссар! — подскочил помреж, и это было как раз вовремя. — Товарищ комиссар, а знамя Уездного отдела союза работников искусств Российской Советской Федеративной Социалистической Республики прикажете брать с собой или оставить его тут?

Матрос осекся, и Нюся мгновенно порхнула за прилавок. Князьковский утер пот, поправил бескозырку и взглянул на помрежа. Теперь Князьковский был совсем бледный.

— Знамя, — сказал он, — есть священный штандарт и нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах покинуто быть не может. Знамя взять! — Он вздохнул и снова взглянул на часы у помрежа на руке. — Точно через пятьдесят минут приказываю прибыть в политотдел дивизии! И чтоб никаких мне… варваров!

Он

вышел, и в лавке Куперваса и Коломойцева с сыном наступила мертвая тишина. Только Богодух-Мирский, выдержав паузу, прошептал величественно и тоскливо:

— О небо! Видело ли ты такое злодеяние?.. Услышь меня, трижды милостивый господь! Я падаю перед тобою ниц… «Разбойники» Шиллера, акт пятый, сцена вторая.

* * *

С репертуаром для нового дивизионного театра дело было сложное. Без примы и без режиссера, который к тому же был герой-любовник в драматических пьесах и бас в пьесах музыкальных, ни одна из готовых репертуарных пьес не могла пойти. К тому же, кроме инженю-травести Нюси, Князьковскому не посчастливилось мобилизовать больше актрис: они уже разбежались в поисках другого ангажемента. Впрочем, не это было самое страшное. Хуже было то, что комиссар театра Князьковский и слушать не хотел о водевилях, которые могли бы быть поставлены силами наличного состава актеров. Он требовал пьесы, которая хоть сколько-нибудь соответствовала бы тем высоким заданиям, выполнять которые был призван театр. Он требовал пьесы, которая не только бы развлекала бойцов во время похода, но и поднимала бы их дух, звала бы на подвиг в горячей обстановке боевых действий. И спектакль этот должен был пойти завтра, при любой фронтовой обстановке.

Поэтому остановились на предложении помрежа поставить «Гайдамаки», по Шевченко.

Собственно говоря, и «Гайдамаки» некому было играть. Оксану играла Войнарская, и теперь приходилось на скорую руку готовить эту роль Нюсе. Не хватало актеров и на главные роли, и даже на массовые сцены! Но весь шевченковский текст Нюся знала на память. А проводить спектакль помреж предложил в полуконцертном плане: отдельные сцены из глав «Ярема», «Конфедерати», «Титар», «Третi пiвнi», «Бенкет у Лисянцi», «Лебедин» должны были связываться литературной рецитацией и музыкальными интродукциями.

Князьковский одобрил план помрежа, тем более что пьеса должна была заканчиваться выкриками: «Кары ляхам, кары, кары лютой, страшной!», и, заявив, что всю «реквизицию» он берет на себя, Князьковский немедленно исчез добывать реквизит.

Дело было уже к вечеру. Ночью надо было выезжать неизвестно куда, и все актеры сидели в театре каждый на своем узле, готовые ежеминутно к любым превратностям судьбы.

Хуже всех было, конечно, Нюсе. Ей еще никогда не приходилось играть большую роль, а тут вдруг — Оксана! Она знала текст, мизансцены перед ней тоже были все как на ладони, однако, ну, вы сами понимаете… К тому же по ходу пьесы она должна была еще петь. Песня «Од села до села» в инсценировке проходила лейтмотивом: ее пел кобзарь, потом Ярема, потом должна была петь Оксана, и, наконец, ее запевали все гайдамаки. С этой песней они шли в бой против конфедератов. Вы понимаете, каким ответственным было это пение?

Нюся взяла роль и выбежала в садик около театра, чтобы, пока там суд да дело, уединиться и прорепетировать песню.

Примостившись на скамеечке под блеклым, осыпанным осенней желтизною кустом жасмина, она раскрыла тетрадь, и ее небольшое, но приятного тембра сопрано вывело первые фразы:

Од села до села — танцi та музики; Курку, яйця продала — маю черевики…

На этом пение оборвалось. Тяжелые мысли охватили девятнадцатилетнюю Нюсину головку. Рита Войнарская… Как чудесно исполняла она прелестную,

лирическую и страстную роль Оксаны! Как прекрасно играла она каждую роль! О, если б Нюсе стать такой актрисой, как она!.. Что плохого могла сделать Войнарская?! Нет, нет, нет. Нюся сразу же с возмущением отогнала прочь всякие сомнения: разве это мыслимо, чтобы такой мастер, такой талант сделал что-то плохое, что-то противозаконное? Художник не может сделать ничего плохого! Искусство и злодеяние несовместимы! Искусство это честность, кристальность, чистота и душевная красота!

Слезы побежали у Нюси из глаз, и она жалобно-жалобно пропела конец куплета.

Од села до села буду танцювати: Hi корови, нi вола — зосталася хата…

Сразу же за садом проходила железная дорога, там чахкали паровозы, гремели буферами вагоны, гудел стрелочник в свой рожок. Огромное количество эшелонов сгрудилось сегодня на станции, — грузились дивизионные резервы: их перебрасывали навстречу польскому удару. По улице мимо театра все время гарцевали кавалеристы — это ординарцы или вестовые развозили из штаба приказы. Штаб помещался в женской гимназии, сразу же за заборчиком театрального садика. Штабные работники повадились перепрыгивать сюда прямо через заборчик, — отдохнуть в тени зелени или нарвать яблок в саду. На мгновение образ Риты затуманился, и Нюсин голос зазвенел уверенней, и звонче:

Ох ви, дiтки моi, мо"i голуб’ята! Не журiться, подивiться, як танцює мати!..

Но вдруг Нюся вздрогнула и оборвала пение. На дорожке сзади нее захрустел гравий. Нюся быстро оглянулась.

В нескольких шагах, прислонившись к яблоне и задумчиво прищурив глаза, стоял здоровенный казачина: кубанка набекрень, широченные красные галифе, роскошный синий доломан, кривая сабля, револьвер, бомбы, планшеты и прочая многочисленная амуниция. За шнурком доломана горел красный бессмертник.

Нюся нахмурилась и стала в замешательстве перебирать страницы тетрадки.

Но парень застеснялся еще больше. Он покраснел до ушей, быстро оправил амуницию, звякнул шпорами, подтянул ремень, еще раз звякнул шпорами, но так и не осмелился проронить хотя бы словечко.

Нюся молчала и перевертывала странички. Казак переминался с ноги на ногу, позванивая шпорами. Но вот он кашлянул и в конце концов отважился.

— Прошу прощения, — потупился он, — я, прошу прощения, наверное, помешал?.. Оно, конечно… Действительно… Потому как незнакомый… Здравствуйте.

— Здравствуйте, — тихо ответила Нюся, и ее взгляд снова уткнулся в тетрадку.

Парня бросило в жар, однако он превозмог свое замешательство.

— Чтоб вы, прошу прощения, не подумали чего… А просто оно вышло так: услышал, значит, песню, ну и захотелось поближе подойти и послушать… А что до этого самого, так, прошу прощения, я без интересу… — Он набрал полные легкие воздуха и неожиданно выпалил одним духом: — Потому как на селе у меня осталась дивчина, Одаркою ее звать, вроде моя нареченная, так она тоже выводит вот таким голосом, вроде как и у вас. — Он снова потупился и, стесняясь, признался: — Только она любит вот эту — «Через реченьку, через быструю».

Нюся усмехнулась и подняла глаза на растерявшегося парня.

— «Подай рученьку, подай другую». — Он вдруг приободрился, звякнул шпорами и лихо вскинул руку к кубанке. — Позвольте представиться: командир конной разведки, а точнее — отдельного ударного эскадрона, Довгорук третий!

— Здравствуйте, — снова приветствовала его Нюся. — Но почему третий? Это ведь только у царей так бывает: Николай Второй, Александр Третий…

Казачина сразу нахмурился и сдвинул крылья своих черных бровей: