Избранное в двух томах. Том II
Шрифт:
На пути то один, то другой, не выдержав, оступались и падали. Но поднимались и снова шли.
В самом начале пути пленный майор стал задыхаться: ведь лишнего противогаза для него не было. Чхеидзе, шедший сзади, снял свой противогаз и отдал ему: этого ценного «языка» важно было довести живым во что бы то ни стало. Но вскоре и сам Чхеидзе стал задыхаться. Тогда ему дал свой противогаз Глоба. Так, попеременно пользуясь одним противогазом на двоих, они шли и вели пленного. Второй пленный тоже не смог идти без противогаза. Ему отдал противогаз Любиша Жоржевич.
Было уже пять часов утра,
Товарищи, ожидавшие на поверхности, помогли им выбраться: разведчики еле держались на ногах, и не у каждого хватило бы сил самостоятельно подняться наверх. Некоторые из разведчиков, как только оказались на свежем воздухе, потеряли сознание. У всех бушлаты и куртки на спинах насквозь протерлись о каменные своды канализационных труб.
Но самыми первыми вытащили из колодца пленных: их жизнь и здоровье разведчики оберегали больше, чем свои.
Захваченных «языков» привели на командный пункт к генералу, всю ночь ожидавшему возвращения разведчиков. Майор и обер-лейтенант все еще не могли прийти в себя. Когда майору кто-то «для поднятия духа» предложил сигарету, тот не смог взять ее, так у него дрожали руки. Немного придя в себя, майор заявил: «Я расскажу все. Но сначала дайте вымыться и переодеться». А обер-лейтенант, прося о том же, не переставал удивляться: «Неужели я вышел живым из ада? Нет, это хуже ада. В преисподней наверняка чище».
До предела уставшие, грязные, в изодранной одежде возвращались разведчики на свою квартиру. Там их с нетерпением ожидали товарищи. Кипела вода в баках на жарко пылавшей плите. Стояли наготове две огромные бутыли с одеколоном, добытые где-то на складе аптекарских товаров. Сразу же было сброшено насквозь пропитавшееся зловонной жидкостью обмундирование. Началось усиленное мытье.
А тем временем в штабе допрашивали двух приведенных разведчиками «языков». Майор и обер-лейтенант указали на карте, где и как на Крепостной горе расставлена артиллерия, где находятся командные пункты, укрытия, помогли уточнить, как проходит передний край, рассказали, какими силами в Будапеште располагает германское командование, сообщили о плане прорыва из окружения.
И когда наступил день решающего штурма Крепостной горы — последнего оплота гитлеровцев в окруженном Будапеште, советские пушки ударили точно по тем целям на Крепостной горе, которые приметили моряки-разведчики и указали взятые ими «языки».
В это время Калганов уже вновь находился в госпитале. Надо было долечивать раненую руку, разболевшуюся после лазания по трубам. Кроме того, он успел получить еще одно ранение: в самые последние дни боев в Будапеште осколок вражеской авиабомбы угодил ему в ногу.
Разведчики каждый день навещали своего командира.
13 февраля, в день, когда враг в Будапеште был окончательно разгромлен, к Калганову явились несколько матросов его отряда. Они внесло в палату какой-то большой тюк и торжественно положили его возле постели командира.
— Что это? — сначала не понял старший лейтенант.
— Это от нас! — услышал он в ответ.
— Барахло? — сдвинул брови изумленный Калганов и сердито повел бородой. В отряде самым строгим образом пресекалась погоня за трофеями.
— Кто посмел? — строго спросил Калганов.
— Так ведь ради уважения…
— Ради уважения? Что здесь?
— Постель из королевского дворца! Из апартаментов Хорти! Неужто вы, наш командир, раненный, не заслужили, чтобы на хорошей перине лежать? Ведь к дворцу мы с вами самые первые из всех наших вышли!
Настолько от души все это было сказано, что Калганов засмеялся.
— Ладно, показывайте.
Матросы проворно развернули тюк. В нем действительно лежала какие-то роскошные перины, подушки, простыни и наволочки с вышитыми на них затейливыми вензелями и коронами. Хотя в Венгрии с давних времен не было короля, но она все же считалась королевством, и в будапештских дворцах сохранялись все соответствующие атрибуты.
— Ну зачем мне такая роскошь? — пренебрежительно посмотрел на королевские постельные принадлежности Калганов. — У меня все госпитальное.
Однако матросы настаивали:
— Что госпитальное? Тюфяк у вас вон какой жесткий! С больной-то ногой лежать?
В конце концов Калганову пришлось согласиться, и ему постелили все «королевское», предварительно продезинфицированное по его требованию.
Матросы ушли удовлетворенные.
Лежать на королевской перине и на роскошных простынях было действительно очень удобно. Но уже на следующий день Калганов потребовал дать ему обыкновенные, как у всех в госпитале, тюфяк и простыни. Ему надоели многочисленные посетители. Прослышав, что Борода, командир разведчиков, лежит на королевской постели, многие, благо в Будапеште уже кончились бои, приходили посмотреть.
Лечиться Калганову пришлось дольше, чем он рассчитывал… Наступила весна. Вовсю шло наше наступление, врага теснили к его последним рубежам. А он все еще вынужден был оставаться в госпитальной палате. Нет, никак не предполагал он, что разведка в трубе будет для него последней. Дальше разведчикам пришлось идти уже без своего командира…
ТОВАРИЩИ МАДЬЯРЫ
Шли самые последние дни существования окруженных в Будапеште фашистских войск. Со всех сторон зажатые на небольшом пространстве в Буде, вокруг Крепостной горы, гитлеровцы еще не теряли надежды на спасение. Чем хуже становилось их положение, тем все более яростные атаки предпринимали они, чтобы нащупать слабые звенья в сжимавшем их кольце.
За два дня до окончательного разгрома врага в Будапеште Чхеидзе, Глоба и Никулин, назначенный старшим, были посланы на разведку в Буду с задачей взять «языка»: командованию важно было знать, где враг готовит новые атаки.
Около десяти часов вечера три разведчика пришли на передовую, чтобы выбрать место, где лучше в темноте зимней ночи пробраться на вражескую сторону.
Передний край проходил по одному из кварталов северной части Буды, где она смыкается с самой древней частью города, Обудой. Тесно стоят старинные, крепкой кладки здания, среди которых кое-где втиснуты дома более новой постройки. Узкие улицы, небольшие площади…