Избранное в двух томах
Шрифт:
возможных причин этого зловещего накренения — скорее всего перегорели тяги
управления элеронами. Так или иначе, попытка спасти машину не удалась. Риск
не оправдался. Нет ни опытного самолета, ни двух наших товарищей, за-331
мечательных авиаторов, Героев Советского Союза А. Д. Перелета и А. Ф.
Чернова.
Стоит ли такая игра свеч?
И все-таки, как это, может быть, ни жестоко, приходится снова и снова
давать положительный ответ: да, безусловно, стоит!
То
попытки испытателей во что бы то ни стало спасти машину увенчаются успехом, а когда не увенчаются, следовало бы в последнем случае спокойно бросать
самолет и спасаться самому. Но такой возможности — так сказать, знать, где
упадешь, и соломки подстелить — жизнь, как правило, не дает.
Поэтому и приходится в каких-то частных горьких случаях постфактум
констатировать, что тут борьба за машину была безнадежной, а в целом, в массе, как общее правило, признавать такую борьбу нормой поведения испытателя.
Иногда это въевшееся в плоть и кровь каждого настоящего испытателя
стремление приводило к результатам хотя и не трагическим, но все же, мягко
говоря, далеко не запланированным.
И независимо от добрых намерений летчика, которыми, как известно, вымощена дорога в ад, не всегда реализация этого стремления удостаивалась
последующего всеобщего одобрения. Особенно если действия пилота
оказывались безуспешными.
Один из таких случаев произошел у меня на главах и запомнился надолго.
Дело происходило на нашем испытательном аэродроме в первые недели
войны. Большая часть летчиков-испытателей аэродрома существовала в это время
как бы в двух лицах: днем они выполняли текущую испытательную работу, а
ночью несли боевую службу в специально сформированной эскадрилье ночных
истребителей, летавшей на новых скоростных самолетах, еще мало освоенных в
обычных строевых частях. Спали «по способностям»: урывками, по два-три часа
утром, вечером и даже между вылетами, причем с удивлением установили, что в
отличие от сведений, почерпнутых в первых классах школы, с переменой мест
слагаемых сумма ощутительно меняется! По крайней мере сумма часов сна.
332
* * *
Так или иначе, летчики торчали на аэродроме практически безвыходно, круглые сутки. И в один тихий, ясный вечер вдруг раздался сигнал воздушной
тревоги. Это было действительно «вдруг»; соблюдая традиции прославленной
немецкой аккуратности, фашистские бомбардировщики прилетали только ночью, почти всегда в одно и то же время. Сейчас им появляться не полагалось.
Что делать? Первая естественная реакция — бежать к истребителям своей
боевой эскадрильи
выстрелом: истребители не были готовы к бою; механики еще только
осматривали их, заправляли горючим, заряжали оружие, готовили к ночи.
И тут же у всех сразу сверкнула вторая мысль, второе движение души —
спасать опытные и экспериментальные машины. Спасать самым простым
способом: поднять их в воздух, взлететь на них! Тем более что, по неведомо
откуда пронесшимся слухам, самолеты противника шли «прямо на нас». (Мы еще
не знали тогда известного правила, согласно которому на войне все самолеты
врага идут обязательно на нас, не говоря уже о сброшенных бомбах, которые
летят неизменно прямо в нас. Только рвутся в стороне. .) Сейчас, конечно, проще всего сказать, что во всем этом было что-то от
паники. Наверное, без каких-то элементов этого малоприятного состояния в тот
вечер действительно дело не обошлось. Но нельзя забывать, как девственно
неопытны были мы тогда во всех военных делах! И второе: что тревога — пусть
близкая к панической — охватила наши души, так сказать, не в плане забот о
собственной безопасности (если бы это было так, вся бравая команда, недолго
думая, просто рванула бы в укрытия). Тревожило другое: что будет в случае
налета на аэродром, при свете дня отлично различимый с воздуха, со всей
сосредоточенной на нем драгоценной новейшей техникой!
И летчики, как один, бросились к опытным машинам. Часть из этих машин
не могла взлететь, так как не была к тому подготовлена. Другая часть осталась на
земле потому, что севшие в их кабины летчики решили полностью изготовиться к
взлету, но с его выполнением повременить: неизвестно ведь, далеко ли от нас
333
противник; как бы не получилось, что к моменту его прихода как раз и придется
садиться. Но несколько самолетов все-таки поднялось в воздух.
Среди них был опытный одноместный истребитель, на котором взлетел
молодой испытатель лейтенант М. А. Самусев, незадолго до этого пришедший в
наш коллектив из морской истребительной авиации.
Едва взлетев в убрав шасси, летчик почувствовал, что с машиной что-то не в
порядке. Мотор энергично — как собака после купания — встряхивался, давал
резкие перебои, из его выхлопных патрубков выбрасывало дым ж пламя. Чем все
это пахнет, Миша сразу оценить не мог: машина была «не его», ее испытания
проводил другой летчик. Однако ненормальность поведения мотора — пусть сто
раз опытного — была очевидна, и летчик решил на всякий случай подвернуть