Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
В субботу Салли отправилась на встречу с Джимом и рассказала все последние новости. Когда же он услышал историю освобождения Бедвелла и Аделаиды, он чуть не плакал от досады, что пропустил такое, и пообещал, что придет к ним, как только сможет, посмотреть, что это у нее появились за новые друзья. «Никогда не знаешь, кому можно доверять», – добавил он.
Казалось, Джим хотел добавить что-то еще. Два или три раза он было пытался заговорить, но каждый раз, мотнув головой, умолкал. Наконец Салли спросила:
– Да в чем дело, Джим? Ты что-то выяснил? Скажи мне, ради бога!
Но он молчал.
–
В эти же выходные были сняты первые художественные и драматические стереографии. Оказалось, это куда проще, чем думала Салли. Стереокамера отличалась от обыкновенной двумя линзами, расставленными на таком же расстоянии, что и глаза человека, и каждая запечатлевала свое изображение. Фотографии, напечатанные рядом, нужно было рассматривать сквозь стереоскоп, который представлял собою устройство с двумя линзами, расположенными под таким углом, чтобы эти изображения сливались в одно, и тогда зритель видел трехмерную картину. Ощущение было волшебным.
Фредерик решил начать с отдельных комических фотографий. Одна называлась «Ужасающее открытие на кухне» и изображала падающую в обморок хозяйку и ее потрясенного мужа, глядящих в ту сторону, куда указывала кухарка: буфет, откуда выползала дюжина черных тараканов, каждый величиной с гуся. Аделаида вырезала их из коричневой бумаги и покрасила чернилами. Тремблер хотел, чтобы Аделаида тоже снялась, поэтому его нарядили, ее посадили к нему на колено и получилась иллюстрация к сентиментальной песенке. «Очаровательно», – говорил Фредерик. Так прошли выходные.
Между тем в другой части Лондона дела обстояли не столь безмятежно.
Мистеру Берри, например, пришлось совсем не сладко. Миссис Холланд приспособила его сразу и под столяра, и под плотника, и под горничную, заставив ликвидировать разгром, учиненный в передней, и сделать новые перила; но едва он попытался жаловаться, как миссис Холланд, смерив его уничтожающим взглядом, выложила все, что она о нем думала:
– Громадный, здоровый мужлан, спасовавший перед каким-то дохляком, да к тому же еще и напичканным опиумом! Черт возьми, просто страшно представить, как бы вы справлялись с чем-нибудь посерьезнее, например, с тараканом!
– Да ладно вам, миссис Холланд! – простонал великан, приколачивая доску к двери. – Он, должно быть, настоящий боксер. Стыдного нет, если тебя поколотят по-ученому. Видно, что ему приходилось драться с лучшими бойцами.
– Да, а теперь пришлось с худшими, вот и все! Даже крошка Аделаида и та лучше бы его отдраила. Эх, мистер Берри, крепко же вам придется попотеть, чтобы сквитаться. Кончайте скорее с дверью. Вас еще ждет куча нечищеной картошки во дворе.
Мистер Берри пробормотал что-то, но она ничего не услышала. Он не осмеливался рассказать ей, чему он стал свидетелем на кухне. Насколько она знала, Аделаида просто сбежала; но неожиданное появление фотографа из Суэлнеса снова навело ее на мысли о Салли. Итак, эта девчонка тоже интересуется Бедвеллом. Но еще больше ее беспокоила та бессмыслица, которую Салли ей подсунула вместо точного местонахождения рубина. Теперь-то уж он у нее, где ж ему быть еще? Ладно, от миссис Холланд еще никому не удавалось спрятаться.
Досада ее росла, а с ней и количество работы у мистера Берри. Его выходные определенно прошли довольно уныло.
Но все-таки самым обеспокоенным человеком в Лондоне был Сэмюэл Шелби. Расставшись с пятьюдесятью фунтами, а взамен получив только обещание миссис Холланд скоро вернуться и продолжить переговоры, он впал в глубокое уныние.
Он разругался с женой и дочерью, кричал на слуг, бил кошку и необычайно рано скрылся в бильярдной комнате своего дома в Дэлстоне. Сэмюэл Шелби надел вельветовую домашнюю куртку малинового цвета, налил большую рюмку бренди и начал гонять шары, прикидывая, как бы ему расстроить планы этой шантажистки.
Но он не мог проникнуть в ее мысли, поэтому не знал, чего ждать от нее дальше.
Ко всему прочему, он не представлял, как много она знает. Гибель «Лавинии» и мошеннический страховой иск – это уже довольно много и довольно опасно; но прочие дела, центр всех махинаций, то, до чего докопался Локхарт, – об этом она не упоминала.
Может быть, она не знает?
В конце концов, пятьдесят фунтов – ничтожные деньги по сравнению с величиной той суммы, которая тут замешана.
Или она отложила это до следующего визита?
Или ее информатор скрывал эти сведения ради какой-то собственной цели?
Черт возьми!
Он ударил кием по белому шару, промахнулся, пропорол сукно и в ярости швырнул его об стену, прежде чем повалиться в кресло.
Девчонка? Дочь Локхарта… Уж не она ли разболтала?
Неизвестно.
Конторский мальчишка? Портье? Нет, невозможно. Единственный в конторе, кто знал всю эту историю, был Хиггс, и Хиггс…
Хиггс умер. Пока девчонка с ним разговаривала. Умер от испуга, если верить старшему клерку, который подслушал врача. Значит, она сказала что-то такое, что напугало Хиггса, что-то такое, о чем написал ей отец; и Хиггс, вместо того чтобы выкрутиться, предпочел сдохнуть как собака. От испуга!
Мистер Шелби презрительно фыркнул. Но, по зрелому размышлению, это было интересное предположение, и, может статься, вовсе не миссис Холланд его главный враг.
И не лучше ли привлечь ее, чем воевать с ней? Как она ни была отвратительна, в ней чувствовался некий стиль, а уж мистер Шелби мог узнать бойцовского петушка.
Да! Чем больше он прокручивал эту идею в голове, тем больше она ему нравилась. Он потер руки, откусил кончик кубинской сигары, затем надел курительный колпак (для предупреждения табачного запаха от своих волос) и, прежде чем зажечь спичку, сел за письмо миссис Холланд.
В то же самое время был некий человек, чьи выходные проходили без всяких экстраординарных событий – по четкому графику Восточной и Индокитайской пароходной компании. Это был пассажир на борту «Драммонд-Касла», идущего из Хайкоу. Их сильно потрепало в Бискайском заливе, но пассажир нисколько не пострадал. Он привык к любым неудобствам и, пока корабль шел на север по Ла-Маншу со скоростью десяти узлов, спокойно сидел на палубе, как, собственно, и повелось от самого Сингапура, читая Томаса де Квинси.