Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку
Шрифт:
Дай бог сил не жиреть, не учиться говорить складно и быть способным натянуть телогрейку и залезть в кузов грузовика, оставив писательские удостоверения дома. Я убежден, что средний талант, а он в обозримости нынешних дней у всех печатающихся не более чем средний, должен дополняться через испытание жизни на собственной шкуре. Если пишешь о буровиках — умей быть на буровой хотя бы рабочим.
7. И не стоит верить, что тебя «охватят» какой-то работой в Союзе писателей, направят на путь истинный. Тебя направят в «десант» или на выступление на заводе. Но это не литература, все эти казенные формы уводят, а не приближают.
И не стоит верить, что бабка
Письма [18]
Из писем Н. П. Балаеву
Балаев Николай Петрович — литератор, журналист. В конце 50-х годов работал шурфовщиком на прииске «Красноармейский», был членом Певекского литературного объединения.
18
Печатается по изд.: Куваев О. «Я благодарен своей работе» А Смена. 1988. № 12. (Письма в алфавите адресатов.)
Август 1965
Через два года на «произведение» в стиле мальчиков и ужас природы будут косо смотреть даже в редакциях типа твоего «Анюйского вестника». Наступает время философской, раздумчивой литературы. Это я серьезно, точно говорю.
Надо думать стратегически. Поэтому то, что я сейчас пишу, должно уже отвечать запросам 1968 года, а не этого. Тогда в 68-м ты будешь писателем, а не провинциальной знаменитостью. В редакциях мои поиски понимают те самые люди, которые подняли в свое время на щит «Люську» и «Ноя», говорят, что я стою на правильной дороге. Если я им принесу сейчас вторую «Люську»; они скажут: «Это великолепно, Олег, это мы публикуем, но мы ждем от тебя большего». Я от него (Олега) тоже жду большего, а не топтания на одном уровне, одной манере, одном цикле проблем. Интуиция есть, и она говорит, что поиски идут в нужном направлении. Особенно над этим надо подумать тебе. В нашей газете каждый должен быть стратегом, а не только тактиком, Николай Петрович.
Февраль 1973
Все в мире делается не так быстро, как нам кажется и хочется. Но может, чем черт не шутит, ты сейчас конопатишь избу по имени перевалбаза и приценяешься насчет подледного лова. Тогда я тебе завидую. Если, конечно, невдалеке от этого подледного лова есть место, куда поставить машинку. Потому как без машинки я себе бытия не мыслю. Сейчас моя «колибри» стоит на втором этаже эдакого особняка, сложенного из дикого камня и именуемого «Эльбрусское лесничество». Комнатка у меня маленькая, в два окна: одно на восход, второе на закат. Одним словом, красиво.
Добиваю роман. Чего и тебе желаю. Понимаешь, Коля, я все-таки думаю, что у каждого мужика должна быть некая сквозная нить бытия, все же остальное: Эльбрусы, перевалбазы, Преображенки, Болшево и озеро по имени Гыгытгын — не более чем сопутствующие моменты. Нельзя ставить их целью, если, конечно, бытие на перевалбазе не является твоей сквозной линией жизни.
Август 1973
Когда я еще работал великим полярником, погонял собак по острову Врангеля, пересекал, сплавлялся и огибал, один мой друг говорил мне: «Чудак ты, Олег,
Тогда я шибко его презирал, ибо я покорял Чукотку, а он сидел в редакции и ездил не на собаках, а на троллейбусе. Теперь вот я убедился, что он был полностью прав. Все наши так называемые арктические трудности — курорт и благость по сравнению с проблемами города.
Это я тут сижу на перевалбазе, это я на Чукотке, а не ты. Ты, брат, на курорте, где маленько приходится шевелить руками. Но последнее во благо. Сон крепкий, и душа не болит.
Насколько я понял, ты там миниатюры начал писать. На мой взгляд — это занятие для графоманов с лирической эдакой душой. Тебе надо проз писать и еще надо учиться ее писать. А когда ты научишься ее писать, тебе еще надо будет научиться проходить сквозь литературные джунгли. Последнему я тебя научить не смогу, сам не умею.
[Конец 1973]
Работаю я изрядно, но как-то плохо. Недоволен я. Давно бы уже пора быть скачку, а скачка нет, топчусь на месте. И идеи есть, но эти идеи не переходят в образы, что ли. Я так и думал, походить там за оленями, проплыть по Пегтымелю, подумать. Пора делать скачок. Я его откладывал до романа. Роман есть. Второй роман уже должен быть другим. Про что он, я знаю. Как писать — тоже знаю. Осталось некий жизненный перелом найти.
Январь 1974
Обо мне. Журнальный вариант романа выйдет в апреле. В журнале «Наш Современник». Называется роман «Территория».
И кончается сие жестокое произведение словами: «День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, и причина грядущего дня создается сегодня. Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер, читатель? Где были, чем занимались вы все это время? Довольны ли вы собой?»
Книжный вариант романа отдан на 75-й год. Но я его для себя еще раз перепишу.
И уже пора дальше, пора дальше. Хороший надо писать роман о причинах и следствиях бичизма. Называется он «Правила бегства».
Если что есть — шли мне. Но плохого не шли. Лучше ничего не представить в твои годы, чем представить плохой товар. Можно подождать до встречи. Вместе обсудим и выберем.
Апрель 1974
Тут недавно в связи с дальнейшей экранизацией творческого наследия посмотрел повесть «К вам и сразу обратно». Плохонькая повесть то, Коля. Первый ее вариант при всей наивности все-таки был лучше. Я уж его сейчас слабо помню, но, по моему, он был сентиментально хорош и краток. Профессионализм при всей его необходимости не всегда приносит лучшее.
Привет окрестностям.
Роман мой называется «Территория». Неплохо бы написать второй — «Окрестности».
Из письма Ю. В. Васильеву
Васильев Юрий Вячеславович — писатель, журналист.
Наверное, рано еще оглядываться назад, смотреть, что сделал, и думать как бы повернулась жизнь, доведись начать все сначала. Но уже сейчас могу сказать, что если из меня и получилось что путное, то благодарен я геологии — она вывела меня на дорогу, благодарен литературе за то, что она стала моим делом, благодарен людям, хорошим людям, которые были рядом. Были, конечно, и дрянные люди, но они как-то забываются.