Избранное. В 2-х томах. Том 2

Малиновский Александр Станиславович

В знойный летний день, когда еще ни одной ягоды нет ни в огороде, ни в лесу готовой к употреблению, вот она вам – мальчишеская утеха и радость: вороняжка. Правда, ее зовут часто по-другому: «бзника». Шурка всегда конфузится, когда слышит это слово, и так не говорит, недоумевая, почему все взрослые, женщины, учителя – все зовут ее так. А бывает еще удивительнее: попадаются ягоды вроде бы неспелые, не черные, но белесые, изнутри светящиеся теплом и зрелостью – они вкуснее самых черных и броских на вид.

Приятно, прибежав

на огород, упасть меж кустов вороняжки и, срывая налившиеся соком ягоды, отправлять в рот. Но ягоды ее, висящие гроздьями близко от земли, которая всегда в огороде мягкая и легкая, часто в земляной пыли, и поэтому есть их приходится не каждую. Другое дело, когда Шуркина матушка, быстрая и ловкая, проворно насобирав миску вороняжки, ставит ее, помытую холодной водой и посыпанную сахаром, на стол – не оттащишь за уши! Но самое прекрасное то, что можно приготовить из нее вареники. Вареники с вороняжкой! Они бывали разные: когда горячие, их обжигающий аромат, соединенный с холодным молоком, возбуждал и дразнил. Холодные, они становились так вкусны и аппетитны, что Шурка их ел с большей охотой, чем все то, что матушка его могла только с присущей ей ловкостью и быстротой приготовить и в свое удовольствие угостить…

Шуркины школьные друзья, когда у него бывали, с нетерпением ждали таких вареников.

…Лето в разгаре. Когда Шурке прибегал утром в огород с ведром за водой, с разных углов уже выглядывали неяркие, но светлые глазки. Они высматривали его…

Шуркин колодец

– Раз уж мы затеяли дела с домом, то надо и остальное подтягивать, – рассуждает вслух Шуркин отец.

– Что остальное-то? Поберегись немного, – Катерина говорит голосом твердым, а в глазах радость и одобрение.

– А я на вас с Шуркой рассчитываю. – Отец отложил шило в сторону, оставив зажатым валенок между коленями, ловко намылил дратву и весело подмигнул: – Колодец надо копать: и пить надо, и огород поливать. Без воды – никуда. А будет колодец – разведем сад; вишню, яблони, смородину… Мать, что примолкла? А то во всем селе яблони только у Светика и Карпуна. Увидите, как все подхватят.

– Не примолкла я, вспомнила, какая тут на задах до войны вишня была, все белым-бело было. А сейчас как и не было ничего, – вздохнула она, смахивая гусиным крылом сор с шестка.

– Шурка, и ты почему-то молчишь? Неужто не веришь, что сад разведем?

– Пап, я не знаю, как мы будем копать колодец, – сказал Шурка и покраснел, ему очень не хотелось, чтобы отец подумал, что он трусит, просто дело-то необычное.

Но отец не отступал:

– Во-первых, схитрим: будем копать внизу огорода, там до воды метра четыре, чует мое сердце, во-вторых, я Федрыча попросил уже какой-никакой сруб приготовить – поможет.

– Никак сговорились уже, – покачала головой Шуркина мать.

…Отец отбил и наточил лопаты: две штыковые и одну

совковую, приготовил три жерди, выдернув их из городьбы за сараем.

– Пап, а это зачем? – удивился Шурка.

– А как же ты землю будешь с глубины выкидывать? Настелим полати, сначала на них, а потом с них уже наружу. Через метр ведь уж глина пойдет.

…Работа вначале пошла споро. Мать всегда умела работать шустро и весело.

– Василий, а вдруг хлобыстнет струя, ты нас и не спасешь, готовь веревку – вытаскивать будешь. Аль не будешь?

– Хлобыстнет… жди… Больно горячая, глубины-то еще воробью по пупок.

Шурке от таких шуток родителей было легче копать. Ему нравилась манера отца сказать как все, но немножко поправить по-своему, чтобы становилось интереснее. Ведь любой бы сказал: воробью по колено, а только его отец сказал: по пупок. Он подумал так и невольно хихикнул.

– Что, Шурка, боишься на Америку выскочить?

– Нет, пап.

– А что?

– Боюсь промахнуться – мимо Америки проскочить.

– Ты вот что, – сказал отец, – не бери так помногу, это земля, надорваться можно, понял? Понемногу и размеренней.

– Ничего, пап, не будет.

– Я тебе сказал, а то кишка вылезет – будешь знать.

…Работа пошла еще более ходко, когда вечером на третий день пришел дядька Сережа. Он высокий, и поэтому ему можно выкидывать глину сразу наверх, не переваливая на полати, а потом с них наружу – двойная работа! Шурке нравилось все в дяде Сереже: и как он работает, и как дурачится для настроения.

– Вон Левый рассказывал: когда поисковые работы были около Кулешовки… Ну искали нефть, пробурили разок в одном месте, а потом на второй день стали вынимать трубы. – Серега для передышки завел историю, – ну и вынули!

– Что вынули-то? – не выдерживает Шурка.

– А то вынули, – отвечает неспешно Сергей, – непонятное что-то.

Похожее на какие-то рога, привязанные на цветную бечевку. Все открылось, когда бабка Прасковья в поисках своей козы зашла на буровую.

– Что?

– А то вот. Оказалось, бур споткнулся о скалу в земле, повернул и вышел у бабки Прасковьи в огороде на метр в высоту. Буровики как раз дело до завтра оставили. А бабка, выйдя в огород, подумала, что это дед такой хороший кол вбил, чтобы Маньку привязывать. И привязала сослепу свою козу.

– И что дальше?

– Буровики стали вынимать бур… И вынули вместе с рогами. Крепко бабка привязала, видать, свою Маньку. – Пояснил так серьезно и степенно дядька, что стало похоже на то, будто сам поверил в свою историю, хлопнул ладонью по колену: – Только по цветной бабкиной привязи и опознали Манькины рога.

– Будет тебе врать-то, – сказала Шуркина мать. Сама громко засмеялась. – Ты вот скажи, брательник, откуда в тебе этих всяких историй на каждый случай жизни, а?

– А зачем тебе это? – удивился Сережа.