Избранное
Шрифт:
Увидев, что медведь прочно застрял в ловушке, Рейнеке побежал обратно в Мальпартаус. По дороге, однако, он завернул на крестьянский двор, где, как он знал, водились жирные курочки, сцапал одну из них и поспешил вниз к реке, чтоб запить обильную еду. Веселый и довольный, он все время приговаривал:
— Как я рад, как я рад, что разделался с медведем! Он зажат в тиски у дома Рюстефиля, Рюстефиль же вышел с острым топором, теперь уж никакой медведь не сможет обвинить меня пред королем!
Так приговаривал Рейнеке, спускаясь к реке с курочкой в зубах, но у самой
— Глазам своим не верю! Дядюшка Браун? Как вы здесь очутились? Ничего не забыли у Рюстефиля? А за мед расплатились сполна? Но что я вижу, дядя Браун: вы сплошь вымазаны чем-то красным! Неужто с вами кто-то сыграл злую шутку? Или мед пошел вам не впрок? А что это украшает вашу голову? Что это за красный орден такой, который носят на темени? А может, это у вас красный шлем? Ах, а кто же это обстриг вам уши и сбрил кожу со щек? И где же это, дядюшка Браун, вы позабыли свои перчатки?
Эти насмешки язвили Брауна сильнее, чем все его раны, и, не видя для себя иного выхода, к тому же будучи от боли не в силах говорить, он без единого слова опять бросился в реку и поплыл вниз по течению. Милею дальше он опять выбрался на берег и, лежа там, стонал:
— Ах, хоть бы кто-нибудь пришел и добил меня! Но мне ведь надо вернуться к королевскому двору! О Рейнеке, предатель из предателей, если б я только мог тебе отомстить!
И он собрался с силами, хромая и стеная, пустился в путь и на четвертый день приплелся ко двору короля.
— О боже! — воскликнул король Нобель, увидев перед собой Брауна в столь плачевном облике. — О боже, неужто это Браун-медведь?
Браун печально кивнул головой.
— Да, это я, ваше величество, — отвечал он, — и я пришел затем, чтобы пожаловаться на гнуснейшее злодейство. Эти увечья, что вы зрите, причинил мне подлый Рейнеке!
— Что? — вскричал король. И вне себя от гнева, он взревел: — Я немедля отомщу за это преступление! Браун — первый из моих дворян, горе тому, кто причинил ему такое бесчестье! — Затем он сказал: — Клянусь, честью, короной и бородой, если Браун не будет отомщен, то не носить мне больше меча и не быть королем!
Он немедленно встал, подал знак своим советникам, и они стали совещаться, как им поступить. Сошлись на том, что к Рейнеке надо отправить еще одного посланца, чтобы, как предписывает закон, второй раз вызвать его в суд. Все согласились, что вызов Рейнеке должен передать муж многоумный, и назвали его имя: Хинце-кот.
Король был согласен с таким выбором. Он призвал к себе Хинце и сказал ему, пусть передаст Рейнеке, что его вызывают вторично. Пусть лис отправляется ко двору без всяких проволочек, ибо третий вызов навлечет на него и на его род вечный позор. Услыхав, что он должен передать этот вызов. Хинце страшно испугался.
— Пошлите кого-нибудь другого, — взмолился он. — Смотрите, какой я маленький и слабосильный.
— Это ничего не значит, — возразил король, — в тщедушном теле нередко оказывается изрядно мудрости, искусства и хитрости, и ежели вы и впрямь невелики ростом и силой, зато умны, хитры и многоопытны, чего вы, конечно, не станете отрицать.
Против этого коту возразить было нечего.
— Да свершится ваша воля, государь! — отвечал он королю и сразу пустился в путь, на ходу всячески себя подбадривая.
Когда Хинце подошел к крепости Мальпартаус, Рейнеке как раз стоял перед домом. Хинце обратился к нему с такими словами:
— Прежде всего — добрый вечер, а затем выслушайте слово короля: ежели вы немедленно не последуете за мной ко двору Нобеля, то вас и весь ваш род постигнет королевская кара!
— Добро пожаловать, племянник Хинце, добро пожаловать! — произнес Рейнеке со сладчайшей миной; про себя, однако, он уже прикидывал, как бы ему и кота Хинце с позором отослать обратно ко двору. И он продолжал: — Племянник Хинце, чем бы мне угостить вас на ужин? Ах, дражайший племянник, — рассыпался Рейнеке, — я так рад, что король послал ко мне именно вас, ведь я никому не доверяю так, как вам! С прожорливым медведем, который только и знает, что рычать и поносить меня, я не пошел бы и за тысячу талеров. С вами же, дорогой племянник, я готов отправиться в путь с первым проблеском зари.
— Лучше бы нам тотчас же пойти назад, ко двору, — возразил кот. — Лунный свет так ясно освещает пустошь, дорога торная, ветер мягкий.
— Негоже без нужды странствовать по ночам, — сказал Рейнеке. — Сколько есть всякого зверья, что днем дружелюбны и приветливы, зато уж ночью от них добра не жди.
— Ну а что же мы будем есть, коли на ночь останемся в Мальпартаусе? — спросил кот.
— Ах, мы здесь довольствуемся самой простой пищей, — сказал Рейнеке, — сегодня у нас на ужин свежие пчелиные соты.
— О нет! — воскликнул Хинце и задрожал от отвращения. — Без такой еды я вполне обойдусь, это лакомство для Брауна! Не найдется ли у-вас в доме жирного мышонка?
— Мышь? — удивленно спросил Рейнеке.
— Мышь, хорошая жирная мышь, — подтвердил кот Хинце.
А лис Рейнеке всплеснул руками и сказал:
— Ежели такая еда вам по вкусу, племянник Хинце, то я вам охотно ее предоставлю! Невдалеке отсюда находится дом пастора, а рядом с ним — сарай, где по ночам пляшет столько мышей, что их не увезти и на десяти подводах. Я это знаю точно, потому что не раз слышал, как пастор жаловался, что от мышей житья нет.
Едва Рейнеке договорил эти слова, как Хинце взмолился:
— Рейнеке, не в службу, а в дружбу, сведите меня туда! Разве вам не известно, что мыши — моя любимейшая дичь?
— Этого я действительно не знал, — проговорил Рейнеке, — но раз вы так говорите, племянник Хинце, то я вам охотно верю и сведу вас. Так поспешим же!
И они пошли к пасторскому сараю. Рейнеке проделал в его глиняной стене дыру, сквозь которую не далее как прошлой ночью выкрал курицу. Пасторский сын Мартинет поставил у лазейки силок, надеясь, что разбойник в следующий раз в него попадется. Рейнеке это знал, а потому он сказал Хинце: