Избранное
Шрифт:
Толпа расступилась перед Почоло, и он в сопровождении Джека направился к жандармскому офицеру.
— Мэр Гатмэйтан! Добрый вечер, сэр!
— Капитан, что здесь происходит?
— Нашествие! Конгресс захвачен!
— Боже милостивый!
— И на этот раз обе палаты, господин мэр.
— Кто захватил?
— Экстремисты. Они сорвали заседания.
— Мы можем войти?
— Лучше не надо, господин мэр. Их еще ловят. Действительно, всякий раз, когда распахивалась дверь, видно было, что там жуткий бедлам. Какие-то юнцы с воплями носились по величественному залу, преследуемые солдатами с карабинами
Почоло провел Джека в комнату отдыха, где тоже дым стоял столбом. Для успокоения нервов сенаторов, потрясенных вторжением в верхнюю палату во время специальной сессии, рекой лились виски и бренди. «Беспрецедентно» — этим словом характеризовали здесь светопреставление в зале.
— Я сначала подумал: неужели опять сумасшедший гранатометатель?
— Да-да, и я был уверен — снова площадь Миранда [80] .
— Им бы только всех нас взорвать! Бабах — и готово!
80
В августе 1971 г. в Маниле во время предвыборного митинга на площади Миранда неизвестными лицами были брошены гранаты.
— Гатмэйтан, ты здесь!
— Привет, дружище. Где найти Алекса Мансано?
— Сукин сын твой сенатор Мансано! Я не знаю, где он, и знать не хочу!
— Мансано надо сжечь за это! Сжечь! — восклицали почтенные мужи, по очереди отходя от Почоло и Джека, который, оставшись в одиночестве — с бокалом виски в руках, полученным от сенаторов в знак гостеприимства, — почувствовал себя неловко.
Они прошли в кабинет Алекса.
— Сенатор еще в зале, — сказала секретарша.
Часы уже пробили девять, когда вошел наконец сенатор Мансано, на ходу стаскивая с себя белый пиджак а-ля Неру.
— Чоло! Извини, извини. Ты слышал? Ужасно! И все валят вину на меня. Но тем, кто меня обвиняет, я… Э! Джек?! Ну да, Джек! Ах ты, старый жулик!
Они ужинали у Алекса.
— Я собирался повести вас в ресторан, но мне нужно быть дома — важные звонки.
И в самом деле, ему то и дело приходилось бегать с веранды в дом (они, все трое, надев фартуки, сами жарили себе бифштексы на жаровне), чтобы отвечать на телефонные звонки, на бегу снимая фартук и вытирая руки. Но всякий раз он возвращался уже в фартуке и снова увлеченно брался за шипевшее на углях мясо.
— Это из Кэмп Краме [81] . Я сказал им: если они пальцем тронут ребят, которые ворвались сегодня в конгресс, я явлюсь туда со всем нашим союзом гражданских прав. Их сейчас держат в Краме, но они знают, что я в курсе дела.
— Твоиребята, Алекс?
— Представь себе, нет. Какая-то новая группа, я о ней не слышал. Мои парни говорят: осторожные, недоверчивые, не исключена провокация.
— И они назвали тебя? Они просили связаться с тобой, когда их арестовали?
81
Штаб-квартира
— Да, Чоло, ну и что? Ты же знаешь, мое имя стало боевым кличем молодежи.
— Джек, тебе доводилось когда-нибудь видеть человека, который бы так желал беды самому себе, как Алекс?
— Джек, мне пришлось пойти на риск с этими ребятками, потому что я никогда бы не простил себе, если бы сейчас отказал им в помощи, а они потом оказались славными парнями.
— А как понимать — провокация? — спросил Джек.
Но тут снова зазвонил телефон.
— Это Нэп Рама, он говорит, по городу распространился слух, будто ребята признались, что это я натравил их на конгресс!
— А сие доказывает, что ты и есть сумасшедший гранатометатель, — заметил Почоло, усаживаясь прямо на мраморные плиты и пытаясь пристроить тарелку на коленях.
Джек тоже расположился на плитах. Пододвинул стул, поставил на него тарелку, а сам сел перед ним, скрестив ноги и подвязав фартук под подбородок.
— О чем это вы толкуете? — спросил он.
— Есть версия, — сказал Алекс, который уже переместил свой бифштекс на тарелку и теперь стоя поглощал его, — что на нас специально напустили некоего сумасшедшего гранатометателя с целью создать хаос и тем оправдать введение военного положения и даже переворот. Вопрос лишь в том, кто он, этот гранатометатель. Нам теперь надо перекрыть дороги, то есть принять меры, чтобы помешать фашистскому путчу.
Почоло хмыкнул.
— Джек, только что ты ознакомился с генеральной линией кампании Алекса на президентских выборах будущего года.
— Если только выборы в будущем году состоятся.
— Ну ты-то, Алекс, допускаешь, что они состоятся, поскольку мечешься то туда, то сюда и везде организуешь молодежь, в каждом городе.
— Но, Почоло, это ведь как раз то. что я называю «перекрыть дороги». Молодежь могла бы стать барьером.
— Эти ребятки могли бы стать и твоими штурмовыми отрядами, когда ты начнешь предвыборную кампанию. Только начинаешь ты рановато.
— О господи, да неужели никто, кроме меня, не видит опасности? Джек, Почоло! Что-то назревает. И дело не в президентских выборах. О’кей, я хочу стать президентом. Но я хочу быть им только в рамках нынешних установлений.
— Может, ты хочешь сказать — «сидений»? — спросил Джек. — «Сидений на вулкане».
— Катись ты со своими вулканами! Все эти разговоры не лучше болтовни о сумасшедшем бомбисте. Нас просто запугивают мыслью, будто под нами вулкан. Даже люди, которые вроде бы знают, в чем дело, участвуют в запугивании, словно не видят, что тем самым играют на руку фашистам. Нет никакого вулкана! А если есть, то вовсе не тот, о каком они думают.
— Значит, не революция? — спросил Джек.
— И не бедность, не беспорядки, не коррупция в правительственных учреждениях и не насилие на улицах.
— Что есть, — улыбнулся Почоло, — как мне, кажется, Алекс, ты сам сказал, часть того строя, при котором ты хотел бы стать президентом.
— Да! Поскольку, даже не закрывая глаза на все эти отвратительные явления, я считаю, что только при нынешнем государственном порядке наша страна может идти вперед. Нам нужны реформы, а не исправительные заведения. Тебе чего, Джек?