Избранное
Шрифт:
Хуню, разодетая в пух и прах, обычно грубая и бесцеремонная, сегодня с достоинством принимала гостей, стараясь заслужить их одобрение и показать себя перед Сянцзы. Но после обеда она устала, ей все надоело, и она была не прочь с кем-нибудь поругаться. Хуню сидела как на иголках и все время хмурила брови.
После семи часов Лю Сые начало клонить ко сну, но он кренился. Гости приглашали его поиграть в мацзян; сначала он отказался, потом, не желая показывать свое дурное настроение, заявил, что согласен, но только на деньги. Никому не хотелось прерывать игру посредине, и Лю Сые ничего не оставалось, как сесть в сторонке.
К этому времени господин Фэнь как раз закончил подсчет подарков. Всего поступило: двадцать пять полотнищ красного шелка с вышитыми знаками долголетия, три поздравительных пирога в форме персика, кувшин праздничного вина, две пары светильников и юаней двадцать деньгами, главным образом — мелочью.
Выслушав его, Лю Сые еще больше распалился. Если бы он только знал, ни за что не стал бы приглашать гостей! Их угощаешь изысканными блюдами, а они благодарят медяками! Сделали из старика посмешище! Больше он не будет отмечать свой день рождения, тратиться на этих невежд! Видно, друзьям и родственникам просто хотелось набить брюхо за его счет. До семидесяти дожил, всегда слыл умным и вдруг сдуру взял и потратился на эту стаю обезьян!
Старик выходил из себя, вспоминая, как самодовольно радовался днем. Он ворчал и сыпал проклятиями, какие редко услышишь даже в полицейском участке.
Приятели еще не разошлись, и Хуню, заботясь о приличиях, старалась предотвратить скандал. Пока все были заняты игрой и не обращали на старика внимания, она молчала, опасаясь, как бы не испортить дела своим вмешательством. Старик поворчит, гости сделают вид, что ничего не слышали, и все обойдется.
Кто же мог знать, что он доберется и до нее?! Она столько бегала, хлопотала с этим днем рождения, и никакой тебе благодарности. Нет, уж этого она не могла стерпеть. Больше она молчать не будет! Пусть ему семьдесят лет, пусть хоть восемьдесят — надо думать, что говоришь!
— Ты же сам решил все устроить, — огрызнулась Хуню в ответ на нападки старика. — Чего ты на меня напустился?
Лю Сые вскипел:
— Ах, почему на тебя? Потому, что ты во всем виновата! Думаешь, я ничего не вижу?
— Что ты видишь? Я как собака бегала целый день, а ты на мне зло срываешь! Ну, что ты видишь?
Усталость Хуню как рукой сняло, она вошла в раж.
— Ты не думай, что я был занят только гостями, бесстыжие твои глаза! Что вижу? Я все вижу!
— Почему это мои глаза бесстыжие? — Хуню от злости затрясла головой. — Что же ты видишь? Что?
— А вот что! — Лю Сые показал на Сянцзы, который, согнувшись, подметал двор.
У Хуню дрогнуло сердце. Она не думала, что у старика такой зоркий глаз.
— При чем здесь он?
— Не прикидывайся дурочкой! — Лю Сые поднялся. — Или он, или я! Выбирай! Я твой отец, я этого не потерплю!
Хуню не предполагала, что все может расстроиться так быстро. Едва она начала осуществлять свой замысел, как старик уже обо всем догадался. Как же быть? Лицо ее, с остатками пудры,
— Ты это о чем? Говори, я хочу знать! Сам затеял ссору, а теперь хочешь все свалить на меня?
Играющие в мацзян, видимо, слышали их разговор, но им не хотелось отвлекаться; чтобы заглушить голоса спорящих, гости стали еще азартнее бросать кости и еще громче выкрикивать: «Красная! Моя! Беру!»
Сянцзы тоже понял, о чем идет речь, но продолжал мести двор. «Если примутся за меня, — решил он, — я за себя постою».
— Не выводи меня из терпения! — орал старик, злобно глядя на дочь. — Уморить меня вздумала? Хочешь взять любовника на содержание? И не рассчитывай, я еще поживу на этом свете!
— Не болтай вздор! Что ты мне сделаешь? — хорохорилась Хуню, но в душе трусила отчаянно.
— Я уже тебе сказал: или я, или он! Не хочу, чтобы все мое добро досталось этому вонючему рикше!
Сянцзы отбросил метлу, выпрямился и, глядя в упор на Лю Сые, спросил:
— Ты это о ком?
— Ха-а-ха! — расхохотался Лю Сые. — Ты, негодяй, еще спрашиваешь? О тебе, конечно! О ком же еще? Убирайся вон сейчас же! Я считал тебя порядочным, а ты вздумал позорить мои седины? Прочь отсюда и никогда больше не попадайся мне на глаза! Поищи других дураков!
Старик кричал все громче. Его услышали рикши и сбежались послушать перепалку. Но гости, считая, что Лю Сые ссорится со своими рикшами, по-прежнему не отрывались от игры.
Сянцзы многое мог бы сказать в ответ, но он не умел говорить. Вид у него был растерянный и глупый, горло сдавили спазмы.
— Выметайся отсюда! Пошел вон! Хотел здесь поживиться? Да тебя еще и на свете не было, когда я с такими, как ты, одной рукой расправлялся!
Старик больше злился на Хуню; он понимал, что Сянцзы — человек честный, но хотел его припугнуть и достиг своей цели. Сянцзы так и не нашелся что ответить. Ему оставалось лишь побыстрее убраться: все равно их не переспоришь.
— Ладно, я уйду! — бросил он.
Вспоминая утреннюю ссору, рикши сначала злорадствовали, но когда старик стал выгонять парня, они приняли его сторону. Сянцзы работал, не щадя сил, а теперь хозяин платит ему такой неблагодарностью! Старик совсем обнаглел, не считает рикш за людей! Им было обидно за Сянцзы.
— Что случилось? За что он тебя? — наперебой спрашивали они. Однако Сянцзы лишь качал головой. Он направился к воротам.
— Погоди! — остановила его Хуню.
Мысли молнией проносились у нее в голове. Она уже поняла, что план ее провалился. Теперь главное удержать Сянцзы, а то она останется ни с чем.
— Нас бог связал одной веревочкой, — уговаривала она Сянцзы. — Постой, я все улажу! — Она повернулась к старику и крикнула: — Я жду от Сянцзы ребенка! Куда он, туда и я! Или выдай меня за него, или выгоняй нас обоих. Тебе решать, отец…
Хуню пустила в ход свой последний козырь, который приберегала на крайний случай. Лю Сые ждал чего угодно, только не этого. Однако уступить, да еще на глазах у людей, он не мог.