Избранное
Шрифт:
— Нет, — прервал меня Вальтоур, — дело решает твердость и мудрое руководство. Что бы мы о старикане ни говорили и как бы ни относились к его методам, мы должны им восхищаться!
Я было подумал, что шеф выпил. Ведь недаром говорят, что хмель меняет людей. Я потянул носом, но ощутил только запах табачного дыма. По виду Вальтоура нельзя было сказать, что он говорит не то, что думает. Но едва я собрался выяснить, откуда у него такие диковинные взгляды, он перевел разговор на другую тему:
— Кстати, нам нужно вовремя
— Лучше всего подойдут стихи Арона Эйлифса, — ответил я.
— Постараемся уберечь от него рождественский номер, — сказал Вальтоур, — в эти выходные я свяжусь с двумя знаменитыми поэтами и попрошу у одного стихотворение, а у другого рассказ. А ты не хочешь сочинить что-нибудь для рождественского номера?
— Рождественский псалом?
— Да что-нибудь. Что получится!
— Я не поэт, стихов не пишу, — буркнул я.
— Не мели вздор, — бесцеремонно оборвал шеф, скрылся в кабинете, чтобы потушить сигарету, но тотчас же вернулся. — Мне хочется, чтобы рождественский номер был проникнут свободолюбием и бодростью, — продолжал он. — Ты как-то показывал мне одну неплохую вещицу про берег и море, своего рода стихи в прозе. Неплохо, но лучше бы побольше радикализма. Помнится, там была одна удачная фраза: «Белоснежный прибой накатывает на берег, словно революция».
Как же случилось, что он не забыл моих старых размышлений о водорослях, морских звездах и морских ежах, о раковинах и прибое, не забыл это коротенькое сочинение, которое я написал однажды в выходной шутки ради, а потом через год, зимой 1940-го, вынул из ящика стола и показал ему за неимением лучшего? Я так изумился, что, ничего не говоря, уставился на шефа, ожидая, что будет дальше.
— Покажи-ка мне эту вещицу еще раз, — сказал он. — Думаю, она подойдет для рождественского номера.
— Я давно выбросил ее.
— Ну да? Почему же?
— Просто так.
— Какого черта ты ее выбросил?
— Ты ведь не заинтересовался ею.
— Ах вот как?
— Уж слишком она была никудышной.
— А мне кажется, мы договорились, что ты сохранишь ее до поры до времени, — сказал Вальтоур. — Может быть, запишешь ее для меня снова?
Я покачал головой.
— Да я уже и забыл, — ответил я. — Давным-давно забыл.
— Что ж, ничего не поделаешь, — вздохнул шеф.
Он опять ушел к себе, но скоро вновь появился на пороге.
— Переведешь для рождественского номера рассказ с датского или с английского, — сказал он.
— Какой?
— Хороший. Русский.
— Чей рассказ?
— Выбирай сам. Посмотри, например, среди рассказов Толстого, Достоевского, Горького или этого их молодого автора, Шолохова.
Я оживился.
— Большой?
— На три-четыре страницы. Максимум на пять.
У
— Добрый день, — сказала она весьма приятным, слегка хрипловатым голосом. — Это редакция «Светоча»?
Я услышал свой собственный утвердительный ответ.
— Добрый день, — еще раз сказала она, с улыбкой входя в комнату. — Я Ханна Эйлифс. Жена поэта Арона Эйлифса.
— Так вы жена Арона Эйлифса, — повторил я с весьма глупым видом, вспоминая слова Бьярдни Магнуссона о том, что хоть у Эйлифса и призвание, но он невменяем и попал во власть женщины.
— Да, я жена поэта Арона Эйлифса, — сказала она несколько тверже. — И пришла получить гонорар за все его стихи, опубликованные в «Светоче». Это вы — редактор?
— Нет. — Я вскочил со стула. Постучав в дверь шефа, я просунул в его кабинет голову и доложил о фру Эйлифс.
— Фру Эйлифс? Фру Ханна Эйлифс? — Вальтоур не растерялся, а принял жену поэта как истый джентльмен. Он поклонился и был сама учтивость. — Мы как раз недавно читали в газетах, что наш дорогой поэт вступил в законный брак. Поздравляю! Желаю счастья! Очень рад познакомиться! Может быть, вы тоже пишете стихи?
От такого приема фарфоровая улыбка гостьи стала еще шире. Нет, она не поэт, хи-хи, не совсем, но…
— Paa en maade! [131] — перебил Вальтоур и пригласил ее в свой кабинет. — Прошу вас, садитесь!
В дверях он оглянулся и подмигнул мне, затем солидно откашлялся и исчез, оставив, однако, дверь приоткрытой.
— Разрешите предложить вам сигарету? — услышал я. Женщина наверняка кивнула в знак согласия, так как вслед за этим чиркнули спичкой. — Чем могу быть полезен, фру Эйлифс?
131
Некоторым образом! (датск.).