Избранное
Шрифт:
Зоя. Мама, ну прошу тебя, не надо… Боре в школу пора. Собери его… Боря. Рано же ж…
Бабушка. Не знаю… до революции… мой первый муж… Не твой отец, а мой первый муж… Он, наоборот, всегда манкировал службой ради семьи. Бывало, сидит, сидит, смотрит на меня. Уже двенадцать часов пополудни, а он никуда не торопится. Или мы с ним в рамс играем, или просто беседуем. В другой раз я ему говорю: "Мой друг, ну пошел бы ты, право, в учреждение…"
Зоя. Ах, мама, ну к чему ты об этом говоришь!
Бабушка.
Зоя. Ты хочешь сказать, что Алеша не любит меня?
Бабушка. В мое время, дитя мое, такое отношение не считалось любовью. Любящий муж стремился быть у семейного очага.
Зоя. Мама, ты не понимаешь Алешу. Он — это другой мир, другая эпоха.
Бабушка. Чем другой мир? Тем, что он в деревне родился?
Зоя. Ах, при чем тут деревня? Алеша закончил два вуза. И он теперь…
Бабушка. Вот об этом я и говорю, дитя мое! Он теперь человек образованный. Его чувства по своей тонкости уже, вероятно, сравнялись с нашими чувствами, с моими, наконец. И поэтому мне странно видеть, что он предпочитает свою дурацкую канцелярию, а не беседу с тобой.
Зоя. Его чувства, быть может, выше, чем наши чувства. Но у него другое понятие о работе, о служебном долге.
Бабушка. А ты уверена, дочь моя, что вое эти служебные часы он проводит на работе?
Зоя (испуганно). Что ты хочешь этим сказать?
Бабушка. Нет, я не утверждаю. Но в мое время… если человек… где-то там… отсутствует… вечерами… значит, у него непременно… какая-нибудь особа…
Зоя. Мама, я запрещаю тебе так говорить об Алеше!
Бабушка. Хорошо, молчу. Но согласись сама — странное поведение у человека. Он не стремится к общению с тобой. Стало быть, у него есть иные интересы. Я помню, мой первый муж…
Зоя. Боря, собирайся в школу! И скажи учительнице, что я сегодня зайду к директору.
Бабушка. Борюшка, пойдем. Боря. Рано же ж…
Бабушка и Боря выходят из комнаты. Зоя Павловна смотрит в окно. Потом, подойдя к стене, стучит несколько раз рукой.
Зоя. Ядов! Виктор Эдуардович! (Перед зеркалом поспешно поправляет прическу).
Появляется сосед Виктор Эдуардович Ядов. Он драматург. Ему лет 45. Он взлохмачен, небрит. Одет небрежно, даже неряшливо. Но лицо у него вдохновенное, умное. Говорит он патетически, почти восклицает. Но в этом ирония, насмешка и даже отчасти шутовство.
Ядов (театральным тоном). Какой счастливый случай, графиня, заставил вас изменить своему слову? Ведь вы не хотели меня лицезреть!
Зоя. Забудем нашу ссору.
Ядов.
Зоя. Ну, не шутите, Виктор Эдуардович. Я хотела с вами поговорить. Вы умный. Вы мне посоветуете.
Ядов. Мое ничтожное существование в ваших руках.
Зоя. Прошу вас — говорите проще.
Ядов. Извините, Зоя Павловна, я немножко брежу. Пишу историческую драму. В голове — туман истории, королевские дворцы, величественные речи…
Зоя. Я оторвала вас от работы? Простите.
Ядов. Ничего. Иной раз полезно спуститься на землю с облаков. На земле — вы и моя испепеленная любовь к вам. Ради вас я готов положить голову на плаху.
Зоя. Право, бросьте этот шутовской тон.
Ядов. Это вовсе не шутовской тон, Зоя Павловна! Это всего лишь тон, несколько приподнятый над ординарной и тусклой землей и над ее унылыми шаблонами… Однако простите. Я слушаю вас. Речь несомненно снова пойдет о вашем супруге?
Зоя. Да. Мой муж…
Ядов. Ваш муж — Алексей Гаврилович Баркасов, имеющий незаслуженное счастье находиться под одной кровлей с вами, — невнимателен к вам, небрежен, равнодушен…
Зоя. Это не совсем так. Я уверена, что он любит меня, но… Нет, вам не понять его. У вас шутовские слова: "сударыня… плаха… жертвую жизнь…" А тут подлинный факт — человек и в самом деле может отдать свою жизнь ради работы.
Ядов. Допустим, сударыня.
Зоя. Но только Алеша, по-моему, делает при этом ужасную ошибку. Его работа, мне кажется, не пострадает, если он поговорит со мной или займется с сыном — решит ему задачку, расскажет сказку. Ведь это был бы его отдых!
Ядов. Несомненно, мадам! Наполеон сказал: "Отдых — это не бездеятельность, отдых — перемена впечатлений".
Зоя. Его работа пойдет еще лучше, если он иногда отдохнет от нее в обыденной семейной жизни.
Ядов. Нет сомнения, сударыня! Кто не умеет разумно отдыхать, тот не умеет работать.
Зоя. Алеша решительно не умеет отдыхать. Он все время только в работе. Он целиком уходит в свои дела. И, кроме них, ничего не видит и ничего не замечает. Разве это правильно?
Ядов. О, это чрезвычайно неправильно, сударыня! Скажу более: это ведет к водевильным результатам.
Зоя. Сегодня уже произошло нечто комическое — он, оказывается, не знал, в каком классе учится его сын. Ну что это такое?
Ядов. Это? Мои современники, сударыня, на своем грубом диалекте довольно четко сформулировали это сумеречное состояние души: отрыв от жизни.
Зоя. Правильно! Алеша оторвался от жизни. Он витает в облаках. Вот поэтому я и хотела посоветоваться с вами… Но только прошу вас — говорите со мной проще, без этих ваших постоянных афоризмов, от которых у меня что-то путается в голове.