Избранное
Шрифт:
Было грустно. Не зажигая огня, он подошел в темноте к окну и некоторое время стоял так, глядя в ночь. Потом, одной рукой, откинув крышку чемодана, выгреб второй из шкафа все, что ему попалось, и, свалив в кучу, закрыл чемодан. Лег, вытянувшись, и засмотрелся в потолок, на котором играли легкие отсветы вышедшей наконец луны.
Он поднялся до восхода. Подернутое сизой дымкой, село еще не просыпалось.
А тот, кто уже бодрствовал, обходился без огня в ожидании того большого света, который вскоре должен был пролиться с небосвода. Песок сырой, словно с него только что схлынуло море, и плотный, словно укатанный катком. Он сел ждать
Она появилась с той стороны, откуда он меньше всего ее ждал, от дома деда Томы, в брюках и дедовской штормовке, доходящей ей до самых колен. На плечах весла.
— Может шторм разыграться. Вот, тебе дед Тома послал.
Скинув весла, она сняла с плеча брезентовую накидку и протянула ему.
— Спасибо, не надо. Я с собой взял пуловер.
— Возьми на всякий случай. А то еще промокнем.
Они вынесли со двора мотор, канистру с бензином, мешки для сетей и все это перетащили к морю, неслышно затаившемуся в сонной неге. Она сняла канатную петлю с кнехта и вскочила на нос лодки. Устанавливая мотор, он прищемил себе палец, потом долго мучился с веревкой, которую вчера неловко привязал к причалу. Наконец они были свободны. Она потихоньку гребла. Они отходили от берега. Только тогда искоса, сбоку их осветил первый луч солнца.
Мотор ни за что не хотел заводиться. После неоднократных попыток он слишком сильно дернул за шнурок: шнурок оборвался, а он об корму рассадил в кровь прищемленный палец. Стал отсасывать кровь.
— Не торопись! — успокаивала она его. — Время еще есть, успеем… Вчера ты заводил мотор в машине.
Он не отвечал, продолжая отсасывать кровь из поврежденного пальца. Левой рукой проверял пуск мотора.
— Я боялась, что ты уедешь, не попрощавшись. Не знала, застану тебя здесь утром или нет. Оттого и поднялась так рано.
Он открыл кран, намотал на руку шнурок, дернул, и мотор заработал. Дал газу — и с разговором было покончено: за шумом мотора нельзя было услышать самого себя. Баркас подскакивал на волнах, их окатывало солеными брызгами. Каравай солнца выкатился из-за гор, прокладывая путь потокам холодного воздуха, устремившимся вслед за ним. Море подернулось зыбкой рябью и на глазах посерело.
— Шквал!
Джина его не расслышала. Она сидела на носу, чтобы лодка не так выскакивала из воды, и, подперев голову руками, задумчиво смотрела вдаль.
Между тем крепчавший ветер порывами налетал на море и, нагоняя мелкую волну, срывал с нее пенные барашки и разносил водяную пыль. В бухте, мимо которой они проходили, море клокотало, словно кипящая вода в котле.
Надо было вернуться и переждать, пока солнце нагреет воздух над морем и, остановив коловерть воздушных потоков, усмирит разыгравшийся шквал. Но его подгоняло нетерпение. Ему хотелось скорее вытащить сети, отдать их старику, распрощаться со всеми и уехать. Из Новиграда он пошлет телеграмму в институт, принимая их предложение и сообщая о своем приезде, и постарается там же или в каком-нибудь ближайшем городке починить машину настолько, чтобы на ней можно было добраться до Белграда.
По ее лицу, словно крупные слезы, сползали водяные капли. И он, сидя на корме, промок насквозь. Дав ей знак спуститься, он сел на дно лодки и, вытащив из-под скамьи брезент, укрыл им ее и себя. Освобожденный от тяжести нос теперь еще выше выскакивал из воды, и баркас с размаху грузно оседал на волны. Брызги застилали глаза, и он управлял им вслепую.
Она переползла к его ногам и примостилась между ними.
— Сейчас пойдем к берегу под укрытие. Там будет легче! — прокричал он ей на ухо, ощущая совсем близко теплоту ее лица.
Они шли под самыми утесами, защищавшими эту часть моря от северного ветра. Он сбавил скорость, не давая баркасу прыгать по волнам, и теперь он словно брел на ощупь. Вошли в маленькую бухту, и, опасаясь бокового ветра, который снова мог настичь их на открытом месте, он заглушил мотор и направил лодку в глубь затона, под своды нависающих скал, образовавших некое подобие пещеры, где днем, он видел, вились стаями птицы. Сейчас здесь только тихо шлепала в скалы вода, полоща бурый мох, принесенный приливом. Надежно спрятанные в укрытии, они смотрели из-под навеса скал, как снаружи, собирая море складками, свирепствует и мечется ветер. Лодка мерно покачивалась на месте. Сквозь прозрачную воду видно было дно с колыхавшимися в ритме волн длинными травами.
— Мы сильно задерживаемся! — пожаловался он. — Пока вытащим сети и вернемся, будет десять.
— Какая разница? Куда нам торопиться? Все равно мы до полудня провалялись бы на пляже.
— Дед Тома будет волноваться, что нас долго нет.
— Не будет. Он поймет, что мы пережидаем ветер.
Ее бил озноб. Из-под кормы он достал мешок и дал ей закрыть ноги. Вид у нее был страдальческий.
— Давай все-таки выйдем! — сказал он. — Вроде бы чуть отпустило. Да и сколько вообще можно ждать? Хоть отогреемся на солнце.
— Как хочешь, но при таком ветре трудно будет вытаскивать сети.
Он потянул за шнурок и запустил мотор. Сколько мог, держался под защитой скал, но стоило лодке уйти из-под укрытия, как в наказание за излишнюю поспешность на них в свирепой ярости обрушились волны и ветер. Он сбавил ход и, подставляя баркас кормой к порывам шквала, наискось, избегая встречи о валами, пересекал заливы. Так их меньше окатывало водой, и только ветер с налету окроплял их лица солеными каплями, словно дождинками, падавшими с чистого неба. Лодка под ними мелко подрагивала от напряжения.
Они одолели, пересилили бурю! И эта покорность мотора и лодки, послушно его воле рассекавшей море, которое смирялось, подобно норовистому коню под сильным и опытным наездником, наполняла его, хотя и занятого мыслями о предстоящем отъезде, ощущением собственного превосходства и льстило его мужскому тщеславию. Выстоять наперекор штормам, бурям, волнам и течениям. Сознавать, что и эти стихийные беды составляют часть нашей жизни и поэтому невозможно себе ее представить неизменным движением по прямой. Порой приходится лавировать под воздействием противоположно направленных сил; важно не терять из виду цель — белую отметину поплавка, что маячила сейчас вдали, указывая ему то место, где вчера он забросил сети. Идти к ней напролом значило подставить лодку под лобовые удары ветра и волн, замучить мотор и снова промочить насквозь и ее и себя. Искусно избегая столкновения с порывами ветра и волн, поворачивая к ним лодку кормой, он скорее достигнет цели. В его годы было бы смешно надеяться на то, что он начнет какую-то другую, отличную от прежней жизнь. Итак, опять борьба и утешительное и примиряющее сознание познанной необходимости.