Избранное
Шрифт:
Мать. Теперь все это уже в прошлом. С тех пор как не стало твоего отца, все кончилось. Я слишком стара для таких затей.
Эдвард. Ты?
Мать. Да. Еще несколько лет назад я думала: не все потеряно, еще можно развлечься, хотелось и на люди показаться. В хороший, погожий денек я иной раз надевала свое розовое платье и отправлялась прогуляться по бульвару. Я тогда еще подкрашивала волосы голубым шампунем. Все думали, что я просто крашусь под седину. Мне это было очень к лицу. А теперь… (Сердито.) У них, в Испании, не найдешь даже приличного зубного эликсира!
Эдвард (резко).
Мать. Ты прав. Мне осталось совсем немного.
Эдвард (пытается возразить, что он вовсе не это имел в виду. Потом до него доходит смысл слов матери, и они трогают его до глубины души. Он смущается, отводит глаза). Сколько… как ты считаешь?
Мать. Год, два, не больше.
Эдвард, (неестественно улыбаясь). За эти два года еще столько всего может произойти, мама!
Мать. Например?
Эдвард (мнется, не зная, что ответить. Потом вдруг выпаливает). Ты еще будешь танцевать на моей «могиле».
Мать. Скажешь тоже… (В раздумье.) Два года. Я думаю об этом каждый раз, когда поднимаюсь по лестнице. Или когда поворачиваюсь в кровати и ложусь не на тот бок.
Эдвард гладит мать по щеке, а она, растроганная, целует его руку.
Мать (снова приступает к операции «Повешение»). Ты так и будешь в очках?
Эдвард. Лучше, наверно, снять?
Мать. Но тогда ты же ничего не увидишь!
Эдвард. Мне пришло в голову: может, надеть вот это. (Достает черную бархатную карнавальную маску.) Однажды я был в ней на маскараде. (Надевает. Полумаска закрывает только глаза.)
Мать. Она тебе идет. Не смотри на меня так, Эдвард! Ты в ней совсем не похож на себя.
Эдвард (сдвигает маску на лоб. Смеется. Пауза. Он хочет слезть со стула, но ремень не пускает). Мама, подай мне, пожалуйста, сигареты.
Мать не двигается с места.
Мама, слезай со стула. Посмеялись, и хватит! Пусть же все так и останется: мой ремень на моей шее под моим деревом. А ты уходи.
Мать с трудом слезает со стула, прикуривает сигарету и передает ее Эдварду.
А теперь иди в дом.
Мать. Нет.
Эдвард. Ты же простудишься.
Мать. Нет.
Эдвард. Можешь ты оставить меня в покое хоть один раз?!
Мать. Я сяду вон там на камень и, как только увижу ее, подам тебе знак. (Идет.) Смотри не сделай себе больно. Ты такой неловкий. (Уходя, замечает на столе веревку, быстро хватает ее и уносит с собой.)
Пауза.
Эдвард (декламирует с жаром). На другом берегу пролива неподвижно застыл воин на часах. Он не сводит глаз с сине-черного моря. Вот вдали бессонный стражник зажег факел. Его свет увидел другой стражник за холмом и тоже зажег факел. Ночь наполняется ярким светом, но мы этого не видим. На скалистом уступе сидит вечно бодрствующая Клитемнестра [215] . Она прибежит ко мне с криком: «Эгисф, Эгисф, там факел горит!»
Эдвард долго неподвижно смотрит перед собой. Светает. Первые лучи солнца косо падают на террасу, но не достигают Эдварда. Вдали слышится сирена военного корабля.
215
Клитемнестра —
Щебечут сойки.
(Спокойно.) Итак, я снова стою здесь. (С пафосом.) Видел ли когда-нибудь мир большего кретина? (Солнце поднимается еще выше, его луч падает на Эдварда, он хлопает себя по щеке.) Кретин, ставший добычей мошкары! (Фыркает, отгоняя комаров. Обычным тоном.) Солнце уже припекает. (Зовет шепотом.) Мама! Мама! Я испекусь здесь заживо! (Декламирует, время от времени сбиваясь на обыденный тон.) Кажется, это и вправду похоже на детскую игру. Однако надо делать то, что говорит мать! Она лучше знает. Рассвет занимается, уже совсем рассвело. Рассеялась тьма, а вместе с ней исчезла скользкая слизь и грязь. Явился свет и высветил множество новых живых существ. Так что неважно — одним больше, одним меньше. Как великолепен искрометный танец людей на земле, и как замечательно, что он никогда не кончается. Нет ему конца! (Произносит все это взволнованно.)
Голос матери. Эдвард!
Эдвард (внезапно с воодушевлением). Да! Да!
Голос матери. Вон она идет, сейчас появится здесь.
Мать (входит на террасу). Я видела моторную лодку и ее за рулем.
Эдвард. Уже?
Мать. Дай-ка сюда сигарету. Так не годится. (Ногой сгребает в угол окурки.) Внимание! Как только услышишь, что она здесь, на террасе, оттолкни стул, только тихонько. Виси и не шевелись, тогда ничего не случится. И чтобы ни звука. А главное, не нервничай. Я буду рядом. Вот увидишь, она до смерти напугается. Ну, пока. (На цыпочках уходит в дом.)
Эдвард. Наконец-то!
Слышится приближающийся шум моторки.
(Декламирует, но скоро ему это явно надоедает.) Ага. Виновато тарахтит бесстыдная лодка. Приди, мой ангел, приди!
Моторка останавливается где-то у подножья холма.
(Он ждет.) Как долго. Где же она? Наверное, разлеглась на камнях и загорает! Ловит самые первые, самые ласковые солнечные лучи. Поскорее бы! Это невыносимо! Она там купается в солнечных лучах, а я тут стой и жди ее с веревкой на шее. Ну, иди же!
Где-то мычит бык. От порыва ветра лежавшие на столе карты разлетаются по полу.
Я приказываю, я, твой законный супруг! А ей хоть бы что!
На террасу выходит высокий лысый мужчина в черном костюме. Увидев его, Эдвард в испуге хочет закричать, но не может — ремень сдавил ему горло.
Лысый мужчина (это отец Эдварда). Эдди! Мальчик мой! Обезьяны, павианы, шимпанзе, орангутаны. (С неожиданным для него проворством выбивает стул из-под ног Эдварда и спокойно смотрит, как он беспомощно болтается на ремне. Скрывается за дерево и уходит.)