Избранное
Шрифт:
Впрочем, если бы я и ответил ему, он все равно не стал бы меня слушать, ибо он снова заговорил, произнес настоящий монолог. Вот примерно его слова: «Пьеретта моя жена, она хорошая женщина. Это-то я, слава богу, знаю. Она мне настоящая жена.
Но говорит она все время с Миньо. Когда я вечером прихожу домой, мне хочется спать, ведь я в четыре утра встаю, а вечером как раз начинается ее день. Занимается своим любимым делом, ходит на собрания, читает, правит листовки, ведет беседы, и всю эту работу она проделывает вместе с Миньо.
Но если даже случайно я еще не успел заснуть и понимаю, о чем идет речь, я все равно не имею права высказываться.
Я, видите ли, хорош только для постели. Я в доме не мужчина, а женщина».
Таков был приблизительно монолог Красавчика. Кое-что я пропускаю, но он добавил еще:
«В Италии парни меня слушали. Конечно, никакой я не теоретик. Но парни знали, что у меня верный нюх. Когда шло какое-нибудь обсуждение и если я говорил, скажем, „это выйдет“ или, наоборот, „не выйдет“, — все знали, что я почти всегда прав… А здесь у вас я как был, так и останусь макаронщиком».
Он резко повернулся ко мне:
«Сохрани тебя бог жить в изгнании».
(А почему он должен жить в изгнании?)
Помолчав немного, Красавчик добавил:
«Скажи, Филипп, ты вот хорошо знаешь француженок, как по-твоему, почему Пьеретта сошлась со мной?»
Я ответил почти наобум, просто чтобы сказать что-нибудь:
«Ясно почему, ты ведь красивый малый».
«Вот именно, — буркнул он. — Миньо для серьезных разговоров, а макаронщик для развлечения».
Я предложил ему «Лакки».
«Спасибо, — ответил он, — я предпочитаю свою „Султаншу“. — И добавил: Какой спрос с макаронщика?»
Прикусив золотой ободок сигареты, он снова принялся за починку удочки, о которой совсем забыл во время своего монолога. Два раза сряду он затягивал леску, но петля срывалась с крючка. Тогда он щелчком отбросил крючок, и крючок упал в воду. Потом, упершись руками в землю, Красавчик слегка нагнулся ко мне и, ловя мой взгляд, спросил:
«Скажи, по-твоему, Пьеретта такая же женщина, как и твоя сестра?»
Я неоднократно рассказывал ему о твоем редкостном свободомыслии. Впрочем, он и сам кое-что заподозрил, если я только правильно понял то, что произошло у вас с ним, когда вы вдвоем обследовали мотор «альфа-ромео». Я, конечно, умолчал о твоем пристрастии к Бернарде (если так можно выразиться), но я передал ему твои слова, которые ты охотно повторяешь, а именно что твои любовники страшно удивляются, когда ты, встав с постели, тут же начинаешь писать, читать или уходишь на прогулку, как только они отслужили свою службу. Он расспрашивал меня о всяких подробностях, и я тут же на месте изобрел их целую кучу. Короче, я изобразил тебя подлинным олицетворением распутства.
«Не знаю, — ответил я. — Видишь ли, у меня нет достаточных данных, чтобы вывести заключение. А как у вас все началось?»
«Не твое дело», — резко оборвал он.
Тут мне стало ясно, что случайно, вернее, почти случайно я задел больное место.
«Когда я ревную, — продолжал я, — я прежде всего стараюсь вспомнить, как у меня началось с моей любовницей. Если
Красавчик поднялся. А я продолжал сидеть и вскинул на него простодушно-детский взгляд. Здорово, должно быть, провокаторская была у меня физиономия.
Презрительная гримаса искривила его губы.
«Хоть ты и подлец, — сказал он, — но все-таки ты прав».
Он поднял свою удочку, не спеша свернул леску, уложил в сумку грузила, коробочку с крючками, коробочку с червями и, широко шагая, молча удалился.
Итак, отныне я не посмею больше встречаться ни с ним, ни с Пьереттой.
Нет, неверно. Я страстно надеюсь, что мой яд окажет свое действие и Красавчик так опротивеет Пьеретте, станет в ее глазах таким «подлецом», что она прогонит его из дома. Тогда настанет мой час. Ведь сказала же она вчера: «До свидания, Филипп».
Но я никогда не осмелюсь взглянуть в ее честные глаза.
Твой гнусный брат
Филипп.
Натали Эмполи Филиппу Летурно
Сестриер (Пьемонт), октябрь 195… г.
Белая-белая комната, огромное окно во всю стену и вечные снега на вершинах гор — там, далеко за долиной.
Первую неделю сиделка проводила все ночи у моего изголовья; она молоденькая брюнеточка, тоненькая, глаза миндалевидные: очевидно, есть примесь арабской крови. Очень внимательная и какая-то отчужденная — бог знает, что я могла наговорить в бреду, — очень предупредительная, терпеливая, но, представь, ни разу мне не улыбнулась. Когда я просыпалась, я ощущала на себе ее чисто профессиональный взгляд. Словом, настоящий ангел смерти.
Но я выжила. Лихорадка с каждым днем проходит. Нас, Эмполи, так сразу не убьешь.
Мне переслали сюда твое последнее письмо. Оставь ты это дело. Пьеретта Амабль похожа на меня больше, чем кажется. Я тоже могла бы так действовать, но, подобно друзьям Бернарды, я героиня не у дел, эпоха дала единственное применение моим силам — обратить их против себя самой. Поверь моей опытности: никогда она тебя не полюбит, ибо ты ведешь себя с ней, как порочный гимназист. Тебе нужна женщина-мать, которая потихоньку и постепенно превратила бы тебя в совершеннолетнего. А Пьеретта — это Диана-охотница.
Бернарду я отпустила. Читаю по-итальянски эротические новеллы пятнадцатого века. Вот где подлинное здоровье. Будь у меня хоть какое-нибудь дело, я поправилась бы гораздо скорее.
Натали.
Филипп Летурно Натали Эмполи
Клюзо, октябрь 195… г.
Слишком поздно ты решила взять на себя обязанности моего духовника. Я владею собой не более, чем в пору моих одиноких развлечений (по правде говоря, она еще не совсем кончилась). Даже страх перед адом не мог меня удержать, а ведь господь бог знает, как свято я верил в существование ада в возрасте одиннадцати — семнадцати лет. Я увлекаю за собой Красавчика в Мальмстрем. Нашу ладью мчит прямо в пучину. И мы оба закрываем глаза.