Избранное
Шрифт:
— Знаю, — удрученно отозвался он. — Знаю.
Была уже середина июня, и запах жасмина, волна за волною вливаясь в дом, оставался в нем постоянно, как затихающий отзвук виолы. Ранние цветы уже отошли, птицы склевали вею землянику и теперь целыми днями сидели па фиговых деревьях, ожидая, когда поспеют плоды; дельфиниум и циннии цвели без всякого участия Айсома, которого, поскольку Кэспи более или менее вернулся в нормальное состояние, а до сбора урожая было еще далеко, можно было найти на теневой стороне живой изгороди,
Саймон ворчливо слонялся по усадьбе. Его полотняный пыльник в цилиндр собирали пыль и мякину на гвозде в конюшне, а лошадь нагуливала жир, лень и дерзость на лугу. Теперь пыльник и цилиндр снимали с гвоздя, а лошадей запрягали в коляску только раз в неделю — по воскресеньям — для поездки на богослужение в город. Мисс Дженни сказала, что она слишком стара, чтобы ставить под угрозу вечное блаженство, гоняя в церковь со скоростью пятьдесят миль в час, что грехов у нее уже столько, сколько она может позволить себе при нормальном образе жизни, и к тому же она должна еще как-то водворить на небеса и душу старого Баярда, особенно теперь, когда они с молодым Баярдом носятся по округе, ежедневно рискуя сломать себе шею. О душе молодого Баярда мисс Дженни не беспокоилась — у него души не было.
Он между тем ездил по ферме и в своей обычной холодной манере подгонял арендаторов-негров или, надев штаны цвета хаки ценою в два доллара и высокие сапоги стоимостью в четырнадцать гиней, возился с сельскохозяйственными машинами и с трактором, который по его настоянию приобрел старый Баярд, — словом, временно превратился в почти цивилизованного человека. В город он теперь ездил лишь изредка и по большей части верхом и в общем проводил свои дни настолько благонравно, что его дед с тетушкой даже немного нервничали, полагая, что это не к добру.
— Попомните мои слова, — сказала мисс Дженни Нарциссе, когда та снова приехала к ней с визитом. — Он до поры до времени держит свои дьявольские штучки при себе, но в один прекрасный день они все вырвутся наружу, и тогда хлопот не оберешься. Бог знает, что это будет — может, они с Айсомом сядут на автомобиль и на трактор и устроят скачки с препятствиями… А вы зачем к нам пожаловали? Еще письмо получили?
— Я получила еще несколько, — рассеянно отвечала Нарцисса. — Я коплю их, пока не наберется достаточно для книги, и тогда привезу вам все сразу.
Мисс Дженни сидела напротив, прямая, как заправский гвардеец, с присущей ей холодной деловитостью, которая заставляла незнакомых людей и коммивояжеров заикаться в предчувствии неудачи еще до того, как они начинали излагать свои предложения. Гостья сидела неподвижно, положив на колени мягкую соломенную шляпу.
— Я просто заехала вас навестить, — добавила она, и в лице ее на какую-то долю секунды мелькнуло выражение такого глубокого и безнадежного отчаяния, что мисс Дженни выпрямилась
— Что случилось, дитя мое? Надеюсь, этот человек не явился к вам в дом?
— Нет, нет.
Выражение исчезло, но мисс Дженни все еще смотрела на нее своими проницательными старыми глазами, которые, казалось, видят гораздо больше, чем вы думаете — или хотите.
— Может быть, я немного поиграю на рояле? Я уже давно не играла.
— Ну что ж, — согласилась мисс Дженни, — сыграйте, если вам хочется.
Рояль был покрыт пылью. Нарцисса изящным движением открыла крышку.
— Если вы дадите мне тряпку…
— Ничего, я сама вытру, — заявила мисс Дженни и, задрав подол юбки, принялась яростно тереть клавиши. — Ну вот, теперь все в порядке.
После этого она выдвинула из-за рояля стул и уселась. Задумчиво и с некоторым любопытством она продолжала смотреть на профиль гостьи, но вскоре старинные мелодии разбередили ей память, глаза ее смягчились, и воспоминания о безвозвратно ушедших в небытие днях и все еще не побежденных заботах самой мисс Дженни поглотили и гостью, и тревогу, на мгновенье промелькнувшую в ее лице, и она не сразу заметила, что, играя, Нарцисса тихонько плачет.
Мисс Дженни наклонилась вперед и коснулась ее руки.
— А теперь расскажите мне, что случилось, — скомандовала она. И Нарцисса, все еще плача, своим низким контральто рассказала ей все.
— Гм, — произнесла мисс Дженни. — Этого следовало ожидать от человека вроде Хореса, которому больше нечего делать. Не понимаю, почему вы так огорчаетесь.
— Но эта женщина! — Нарцисса вдруг всхлипнула, как ребенок, и закрыла лицо руками. — Она такая грязная!
Мисс Дженни вытащила из кармана юбки мужской носовой платок и протянула его гостье.
— Что вы этим хотите сказать? Она что — не любит умываться?
— Да нет, совсем не то. Она… она… — Нарцисса вдруг отвернулась и опустила голову на рояль.
— Ах, вот оно что. Все женщины таковы, если вы это хотите сказать. — Мисс Дженни сидела все так же подчеркнуто прямо, созерцая опущенные плечи гостьи. — Гм. Хорес потратил на свое образование столько времени, что так ничему и не научился… Но почему вы его не остановили? Неужели вы не видели, к чему все это клонится?
Нарцисса немного успокоилась, перестала плакать, подняла голову и вытерла глаза платком мисс Дженни.
— Это началось еще до его отъезда. Разве вы не помните?
— Верно. Я теперь припоминаю всевозможные бабьи сплетни. Кто же вам все-таки сказал? Хорес?
— Сначала миссис Мардерс. А потом Хорес. Но я никогда не думала, что он… Я никогда не думала… — Она опять закрыла голову руками, уронила ее на рояль и, всхлипывая, произнесла: — Я бы с Хоресом так не поступила.
— Ах, это Сара Мардерс? Можно было бы догадаться… Я ценю сильный характер, даже если он скверный. Однако слезами горю не поможешь, — объявила она, решительно вставая. — Мы подумаем, что тут можно сделать.