Избранное
Шрифт:
Две полицейские машины одновременно двинулись вперед. Пошли вперед и полицейские, сверкая касками над щитами на колесиках, которые они толкали перед собой. Бесчисленные полицейские, заполонившие всю заболоченную низину, быстро, почти бегом, шли вперед, глядя в прорези, проделанные в верхней части щитов. В темных щитах тоже отражались бронзовые искры, и от этого движения полицейских еще больше были похожи на движения механических человечков…
— Помните те слова, не скажете мне их еще раз? — сказал Тамакити, положив дуло винтовки на бойницу. — Бумагу, на которой они были написаны, сорвала Инаго и взяла с собой. Я их как следует не помню, а они мне очень нравятся.
— Young man be not forgetful of prayer, — напомнил Исана первую строчку, но Тамакити молча продолжал смотреть в бойницу, и он стал читать дальше: — Every time you pray if your prayer is sincere, there will be new feeling and new meaning in it which will give you fresh courage, and you will…
— Спасибо, — тихо прошептал Тамакити. — Я только до этих пор понимаю смысл. И теперь все ясно вспомнил. И успокоился. Мне всегда не по себе, когда я что-нибудь забываю…
Тамакити выстрелил. Полицейский, бежавший справа от машины, упал, белая тонкая палка взлетела в воздух.
— Кран начал работать, — сказал Исана, как бы уточняя обстановку. На самом деле в стену била струя воды из пожарной машины. Но вскоре могучие удары один за другим, не шедшие ни в какое сравнение с прежними, сотрясли стены убежища.
— Ну что ж, теперь нам пора расстаться, — крикнул Тамакити сквозь серовато-красный дым, ворвавшийся в бойницу. — Это уж точно безумие! Поверьте мне, все еще пойдет вспять!
Не дожидаясь ответа Исана, Тамакити набил рот курицей из банки и, обтерев руки о рубаху, стал готовить динамит для взрыва. Существования Исана он теперь просто не замечал. Но когда тот поднялся, Тамакити окликнул его и протянул большую банку консервов, лежавшую в деревянном ящике. Исана тоже залез в нее пальцами и вытащил кусок курицы. Положив его в рот, Исана, опасаясь взрыва, передвинул автомат на грудь и быстро вышел из рубки. От каждого удара в стену металлическим шаром винтовая лестница стонала и качалась. Исана сел и стал ждать. Снаружи послышался шум, напоминавший шум водопада. Во входную дверь беспрерывно барабанили газовые пули — казалось, в нее по срочному делу стучит бесчисленное множество людей. Дверь уже еле держалась, и при штурме ворваться через нее ничего не стоило. Спустившись до лестничной площадки второго этажа, Исана, оглядев прихожую, решил устроить здесь засаду. Он будет стрелять в полицейских, когда они ворвутся, и прикрывать Тамакити. Эта операция по прикрытию будет, видимо, продолжаться минуты две-три. Над головой ходит Тамакити, вернее, носится взад-вперед, как загнанная собака. Он закладывает динамит так чтобы причинить противнику максимальный ущерб. Потом, в последний раз осмотрев заряженные ружья, осмотрев гранаты, начнет ждать. Прикрытие ему явно не нужно. Верхняя часть здания будет его безраздельным полем боя, и путающийся под ногами Исана первым взлетит в воздух при взрыве динамита.
Исана подобрал валявшийся в комнате карманный фонарь, спустился по металлической лестнице в бункер и положил его на пол рядом с автоматом. Потом снова поднялся на несколько ступенек, чтобы закрыть крышку люка. Он мог бы и надежно запереть ее, но не исключено, что раненый Тамакити тоже спустится сюда. Подумав об этом, Исана лишь закрыл крышку и снова спустился вниз.
Шум водопада смолк. Не было слышно и ударов дымовых шашек и газовых пуль в стены убежища. До бункера доносился лишь грохот металлического шара, рушившего здание, но этого Исана не боялся. Он испытал подъем, который появлялся у него всегда, еще с детских лет, когда он в одиночестве оставался в закрытом помещении. По ногам тянуло прохладой — воздух здесь был холоднее, чем на улице. Светя карманным фонарем, Исана подошел к штурманскому столу и зажег стоявшую на нем спиртовую горелку. Он будет ждать, поставив ноги на землю, — он делал это всегда, предаваясь мечтам; крышка люка прямо над головой. Исана подвинул поближе стоявшую у стены походную койку. На упавшей с нее бумажке было написано: pilot berth [18] . В мельчайших подробностях вычерчивая план корабля, Красномордый продумал все детали. Исана положил бумажку туда, где она лежала, и на свободное место поставил стул, сидя на котором он размышлял. Непонятно откуда взявшееся воспоминание заставило его не ставить заряженный автомат к стене, а положить на pilot berth.
18
Койка лоцмана (англ.).
Выпрямившись, Исана сел на стул. Потом снова встал, проверил магнитофон, лежавший на койке, где днем спал Дзин. Работают ли еще батареи? Он включил магнитофон и полился поток птичьих голосов. Что же это за птицы, пение которых он слышит последний раз в жизни? Этот крохотный вопрос, на который никогда уже не получить ответа, повиснет в воздухе и превратится в ничто, подумал Исана. Да и не стоит слишком уж задумываться над ним. Жалея время на перемотку ленты, он снял обе кассеты и поставил две другие — пустую и с записью криков китов. С песней китов-горбачей, записанной подводным магнитофоном в Бермудском проливе. Поставив звук на полную мощность, он услышал шум волн в глубине моря, уловленный чувствительным ухом микрофона, и шум работающего мотора лодки. Эти звуки моментально погрузили бункер на дно Бермудского пролива. Раздались крики китов: уин, уин, уин, боооа, боооа, уин, уин, заглушившие удары металлического шара.
— Это киты, — сказал себе Исана, с удовольствием вспоминая прошлое. Вслед за китом-горбачом, кричавшим уин, уин, уин, боооа, боооа, уин, уин, ту же песню запели все остальные киты, находившиеся поблизости…
Возвращаясь на свое место для размышлений, Исана увидел в свете карманного фонаря лежавшую на постели Дзина маленькую книжку в красной обложке, выглядевшую, как пятно крови. Это была Библия издания Гедеона с параллельным английским и японским текстом. Исана даже представить себе не мог, что желание Свободных мореплавателей изучать английский язык настолько велико, что заставило их украсть Библию в отеле, а Инаго, запертая в бункере с Дзином, проводила время за ее чтением. И он подумал, что Инаго открывается ему новой стороной, о которой он даже не мог предположить. Но и это тоже, оставшись
Шум волн сопровождал крики китов, но к магнитофонной записи вдруг начал примешиваться все усиливающийся звук льющейся воды. Холодная вода плескалась вокруг голых ног Исана. Он встал со стула и посветил фонарем. Из четырехугольника, где была земля, в которую он, размышляя, погружал ноги, фонтаном била вода. Огромное количество воды, выбрасываемое пожарной машиной, просочилось под фундамент с задней стороны убежища и теперь фонтаном бьет из четырехугольника, где была земля, — интересно, с каким законом гидродинамики связана свирепость этого мощного потока, уже подступившего к щиколоткам? Но и этот вопрос, оставшись без ответа, превратится в ничто.
Изменение звука ударов металлического шара указывало на то, что дыра в стене уже проломлена, и теперь шар проделывает более сложные движения, чтобы расширить ее. Что все-таки происходит сейчас наверху? Этот страшный вопрос окажется еще одним испытанием, ниспосланным человеку, оставшемуся в живых в убежище. Даже если кому-то и удалось бы, благодаря мощи атомного убежища, пережить атомную атаку, у него не будет возможности узнать, что происходит вокруг. Сколько мегатонн было в сброшенной бомбе? Ограничилось ли дело локальной атомной войной или она превратилась в глобальную? Остался ли кто-нибудь в живых из всего рода человеческого, кроме укрывшихся в этом убежище? И поскольку даже самые большие оптимисты не смогут определить силу радиации, они будут лишены возможности решать, когда выйти на поверхность. Если бы даже они, набравшись мужества, вылезли на поверхность, это была бы безнадежная затея. Естественнее было бы ждать действий тех, кто остался на земле. И даже если бы они услышали стук в крышку люка, была бы у них уверенность, что стучат оставшиеся в живых люди? А вдруг это прибывшие на землю обитатели вселенной или даже духи вселенной, внимательно наблюдавшие за окончанием последней мировой войны? Важно не то, как я пытался увильнуть от этих вопросов в разговоре с покупателями убежищ, а то, какие доводы привел бы себе самому. Действительно, как бы я ответил на них сейчас? И это тоже, оставшись без ответа, превратится в ничто.
Над головой раздался раскатистый взрыв, вода из отверстия поднялась столбом и дошла до колен. Потом еще более мощный взрыв. Бункер вздрогнул и застонал, стоявшая на штурманском столе спиртовка подскочила и упала в воду. Исана, тоже скошенный неведомой силой, упал на пол, подняв тучу брызг, которые были ему не видны. Встав на ноги, он смог разглядеть, где лежит карманный фонарь, но не пошел за ним, а снова уселся на стул, погрузив ноги в землю. Потом вытянул перед собой руку и поднял автомат. Аккуратно поставив его между колен, он попытался сориентироваться. Точно слепой, всматривался он во тьму широко раскрытыми глазами, слушая крики китов и шум бьющей фонтаном воды. И, обратившись к душам деревьев и душам китов со словами, которые можно было бы принять за молитву, погрузился в ожидание.
Что происходит на земле? Взорвалась ли атомная бомба после того, как я спрятался в бункере, или, может быть, произошли еще более страшные сдвиги земной коры, и землю захлестнули цунами или потоп? Ведь даже в атомном убежище вода дошла мне до колен. Может быть, потоп уже уничтожил всех людей на земле и воскресил мощь китов, безжалостно истреблявшихся людьми, и теперь огромные стада могучих китов плавают между бескрайними зарослями деревьев — их единственных друзей на земле? Если это так, то стада могучих китов услышат крики китов-горбачей, доносящиеся из этого бункера, и придут на помощь своим гибнущим братьям. Я провозгласил себя поверенным китов и деревьев, но теперь киты, установившие свое господство на земле, возможно, посчитают меня своим врагом в противоположность раскинувшим в воде свои ветви деревьям — их друзьям. Потому что я сам этого хочу. Я жаждал обличать людей в жестокостях, чинимых деревьям и китам. Именно поэтому я обязан проявить свойственную человеческой природе жестокость и доказать правильность своих мыслей, которые я лелеял многие годы. Сопротивляясь, я прибегну к насилию, и мое тело и душа, принадлежащие последнему человеку на земле, взорвутся и, оставив все без ответа, превратится в ничто. Вот тогда-то, киты, обращаясь к своим неизменным друзьям — деревьям, вы пошлете сигнал: все хорошо. Каждый листочек, каждая травинка присоединят свой голос к могучему хору: все хорошо!