Избранное
Шрифт:
Так вот оно что. Там была гнусная шайка. Вилфред вяло кивнул. Она вынула другую карточку — это был адрес на улице Гаммель-Мёнт.
— Еще одна тетушка? — спросил он.
— Может, пригодится в другой раз.
Была в ней какая-то мощная непристойность, которая ему нравилась. Наверняка она верный друг тем, к кому хорошо относится. Голоса вокруг них звучали все громче, новые посетители появились из обитой войлоком двери в темной глубине. Очевидно, уже закрылись рестораны, по старой привычке Вилфред приподнял запястье. И тут же перед ним оказались его ручные часы, она извлекла их из вышитой сумочки, лежавшей на полочке под столешницей.
— Как вы догадываетесь,
— Мы? — тупо переспросил он.
— Небольшая компания… — У нее на все был готов ответ — этакий легкий дружеский щелчок. — Помочь другим не удалось бы. Полиция с «черным вороном» прибыла без промедления… — Она сделала загребающее движение руками, и он тотчас увидел все: смертельно усталых матросов, которых загоняли в «воронок», — зеленые, в грязных полосах лица при свете солнца.
Да, тогда светило солнце! Яркое солнце, слепившее глаза после душного мрака каюты. Недурной розыгрыш — как, впрочем, все в нынешнее время. Громадный розыгрыш в духе времени, дело рук безответственных, отчаявшихся людей, которые протянули свои игривые щупальца через весь мировой рынок, через все моря. Они присосались к искусству и просвещению, к бизнесу и публичным домам и еще бог знает к чему. Это были люди с берегов светлых источников, которые продолжали вести свою зловещую игру с грязью и ценностями, и игра эта заражала пугливых и оскверняла честных. Вилфред ничего не имел против этого, он был один из них — фаланга мизинца громадной жадной лапы. В этой стране тоже были свои герои черной биржи, свои крупные мошенники, газеты разоблачали их, он читал об этом еще в Норвегии, и ни на кого это уже не производило впечатления… Может, это и есть как раз те седеющие джентльмены, которых он сейчас видит вокруг себя, люди, чьи портреты в один прекрасный день появляются в газетах — в профиль и анфас с оголенной шеей, и на всех лицах лежит та удивительная общая печать сходства с ощипанной птицей, которое создают фотографии на паспорте и в полицейских архивах. Он вспомнил стародавнее словечко — «добропорядочность», одно из тех понятий, которыми оперировал дядя Мартин. Интересно, как обстоит дело с добропорядочностью у этих господ и, если уж на то пошло, у его родного дядюшки Мартина? При этой мысли Вилфреду стало весело. Он заметил, что Адель наблюдает за ним.
— Но почему именно я? — настойчиво переспросил он.
Она засмеялась вызывающе и многозначительно.
— Чего не сделаешь для своих ближних! А потом, я за версту чую хорошего любовника.
Он поперхнулся вином. А-а! Была не была!
— Надеюсь, я вас не слишком разочаровал…
— Дай вам бог счастья, вы оказались настоящим Казановой. — Он скорчил гримасу. За столиками в окружающем полумраке говорили теперь во весь голос. Им приходилось наклоняться совсем близко друг к другу.
— Вы, наверное, здесь что-то вроде хозяйки? — спросил он.
Она отозвалась с обычной быстротой:
— О нет, нет, вы же видели Мадам. Ту, что сказала вам: «Добро пожаловать». Она — важная дама. Нет, я… — Она рассмеялась почти беззвучно и закончила фразу уклончивым жестом.
— А этот — Эгон?
— Господи, да он наш посыльный. Как это у вас говорят — мальчик на побегушках.
— Решительный молодчик? —
— Решительный? О господи, еще бы. Ведь это он… — И снова поясняющее движение рук.
Вилфред с изумлением уставился на нее.
— …«Выудил» меня? Значит, я должен его отблагодарить?
Она засмеялась.
— Об этом он позаботился сам еще вчера. — И руки ее сделали бесшумное движение, как бы очищая карман.
— Ах, вон оно что! — Вилфред мотнул головой.
Он чувствовал себя все приятнее, медленно хмелея от темного зелья в высоких бокалах.
— Вам нравится наш фирменный напиток? — спросила она со смехом. Фирменный напиток украшал многие столы, за другими пили шампанское и красное игристое вино. — Немецкое дерьмо, — тихо пояснила она, проследив за его взглядом.
Официант на мгновение наклонился к ней, она отдала краткое распоряжение.
— Играть умеете? — тихо спросила она. Он невольно бросил взгляд на свои пальцы. — Нет, нет, — сказала она. — Я не о музыке. — Она сделала быстрое движение своими красноречивыми руками, и Вилфред сразу увидел, как по столу летают карты и жетоны.
— А-а, это, — вздохнул он. — Нет.
Ее это не огорчило.
— Ничего, со временем придет… Только когда играешь, не надо пить. Вам не надо. А другие… — И снова движение рук закончило фразу. Это были сильные руки, хорошей формы, но лишенные женского очарования, такими руками доить коров.
Шум за одним из столиков сменился возней, раздались крики, в воздухе замелькали кулаки. И тут Вилфред увидел Эгона — он вырос словно из-под земли. На нем была светло-серая ливрея с галунами. Его появление произвело магическое действие. Только какой-то бледный молодой человек с осоловелым взглядом продолжал стоять, как-то неприятно булькая горлом и слепо размахивая руками. Эгон сделал почти незаметное движение, быстро и резко ударив молодого человека ребром ладони по затылку. Тот рухнул ему на руки, и оба исчезли где-то в глубине; со стороны могло показаться, будто слегка захмелевшего гостя провожают до уборной.
— …И тайны хранить умеет, — заметила она улыбаясь. Но улыбка была несколько натянутая. Она быстрым настороженным взглядом обшарила помещение.
— Черт возьми, а ведь парня отравили, — сказал Вилфред.
— У вас острые глаза. Не утомляйте их. — Она продолжала улыбаться, но в голосе прозвучал намек на угрозу. «Пора с этим кончать», — подумал он. Помещение медленно кружилось перед его взглядом, это было довольно приятно. — Загул давно начался? — участливо спросила она.
— Какое сегодня число?
— Шестое июня.
Он вяло пересчитал по пальцам.
— Неделю или что-то вроде.
— Тогда пораньше возвращайтесь домой, — сказала она.
Сказано это было дружелюбно, но звучало приказанием, и снова он подумал: «Пора бы причалить к берегу». Его охватила странная сонливость. Он поглядел на высокий бокал.
— Собственно, что это такое, черт возьми?
Она ласково отняла бокал.
— Это вам вреда не причинит. Эгон вас отвезет… Нет, не сюда — в другую дверь.
Она поддерживала его под локоть. Он уже не пошатывался, но колени были как ватные. Она провела его мимо нескольких столиков к двери в противоположном конце помещения. Он смутно отметил это в последнем проблеске сосредоточенности. Они миновали комнату, где сидели, болтая, пять женщин. Тощая девица с грудным ребенком на коленях клевала носом. Когда они проходили мимо нее, пепел от сигареты, прилипшей к отвислой губе, осыпался на лоб ребенка.